Орнитолог Елена Шнайдер: «Мир птиц — это мир динозавров, он довольно жесток»

Glamour и WWF России объявляют о запуске совместной регулярной рубрики «Дикая природа». По этому тегу на сайте Glamour.ru вы найдете статьи о том, что такое экология и как лично вы можете помочь в сохранении биоразнообразия на планете, полезные советы, как сделать свою повседневную жизнь экологичнее, невероятные истории из мира диких животных и жизни специалистов, их охраняющих, и многое другое. Все истории и советы проверены и одобрены специалистами WWF России, и этот материал — не исключение.

Заслуги и достижения ученого-орнитолога Елены Шнайдер, внешнего эксперта WWF России, не поддаются подсчету: она активно участвует в программе по восстановлению сокола-балобана в Алтае-Саянском регионе, благодаря ей степного орла внесли в список угрожаемых видов Международного союза охраны природы, а в Новосибирской области заработал Центр реабилитации хищных птиц и началось движение бёрдвотчеров. А от ее телеграм-канала «Экспедиционные картинки» сложно оторваться — там Елена публикует фотографии своей рабочей «рутины». За достижения в области сохранения дикой природы в 2020 году Елена получила премию Лоры Уильямс, учрежденную WWF России. Мы взяли у Елены интервью, чтобы вдохновиться и узнать, как выглядят будни человека, посвятившего жизнь защите дикой природы.

Как вы выбрали свою профессию?

Путь в профессию я наметила с детства, так как уже в детском саду знала, что хочу работать с животными. Джеральд Даррелл всегда был моей путеводной звездочкой, а еще я страшно увлекалась книгами Кира Булычёва про Алису Селезнёву. Вот только больше всех мне нравилась не Алиса, а ее отец, космозоолог, который улетал на дальние планеты и изучал неизвестных животных.

После школы я поступила на факультет естественных наук Новосибирского государственного университета — это тоже был очевидный для меня шаг. Но едва приступив к учебе, поняла, что современная наука не очень-то упирает на зоологию. Я — кандидат биологических наук по специальности «Физиология человека и животных», то есть, я не зоолог и не орнитолог по образованию, но это совершенно не страшно. В любом случае, у меня были очень хорошие учителя — не в университете, а просто по жизни. Люди, которые научили меня наблюдать, видеть, понимать природу. В том числе авторы книг: Джеральд Даррелл, Джеймс Хэрриот, Конрад Лоренц, Джой Адамсон — я просто обожала их работы! В университете я много времени уделяла натурализму, и в какой-то момент птицы стали отдельным объектом моих наблюдений.

С этим связано одно очень яркое впечатление: в детстве я часто листала атлас, что-то вроде «Животных СССР», и там мое внимание привлекли яркие зимородки. Я думала: «Ну где-то же живет такое чудо!» И однажды, гуляя по лесам-полям возле университета, я встретилась с этой птицей. Рядом с прудом в нашем ботаническом саду вдруг блеснул этот «драгоценный камень на крылышках» и уселся на травинку, готовый рыбачить. Для меня стало огромным потрясением, что это чудо живет рядом.

В тот момент я поняла, что все эти птицы здесь, рядом — не в атласе и не на картинке, их надо просто найти, увидеть и узнать. И этому я посвятила всю свою дальнейшую жизнь. Сначала я стала бердвотчером высокого класса, на меня стали обращать внимание профессиональные орнитологи. Затем я познакомилась с группой орнитологов, занимавшихся хищным птицами, — с командой Игоря Карякина из нашего Сибирского экологического центра, где я сейчас и работаю.

Как выглядит ваш обычный рабочий день?

Если я в экспедиции, то просыпаюсь на рассвете, под пение птиц. Ночую я в палатке и по утрам решаю, выйти ли мне и оглядеться, понаблюдать за птицами или еще немного поспать. Я очень ценю комфорт, моя палатка всегда набита одеяльцами, подушками, можно спокойно понежиться часов до 8 утра, пока прохладно. Потом, если неправильно выбрать место для палатки, может стать слишком жарко.

Часов в восемь мы с экипажем встречаемся за завтраком — и это не «Геркулес» на воде. Мы вкусно завтракаем, пьем кофе, едим йогурты и бутерброды, шоколадки и печеньки. Комфорт очень важен, потому что работать нужно с энтузиазмом, всем должно быть хорошо, а экспедиция должна напоминать не суровое выживание (этого и так хватает), а приятный кемпинг. После завтрака мы в быстром темпе сворачиваем лагерь, собираем палатки, столики и стульчики. Наша экспедиция — по сути, автопутешествие, поэтому мы не ограничиваем себя в количестве вещей и не переживаем за лишний объем, машины все вывезут. После завтрака и сбора лагеря начинается рабочий день: делаем все быстро, задачи всегда очень объемные. В нашу зону ответственности входит мониторинг, посещение и проверка известных гнезд и поиск новых. Если ранее неизвестное гнездо занято, мы делаем кольцевание — все это общие задачи. Конкретика зависит от проектов: например, некоторые из них касаются высадки и подкормки птенцов. И, конечно, это все часто связано с подъемом на гнездо: приходится карабкаться на скалы, подниматься на вершины деревьев — наши птицы живут высоко.

Еще с 2006 года у нас есть замечательный проект: мы начали делать искусственные гнезда для хищных птиц, ставить посреди степи невысокие, метра два от земли, платформы, которые удобно занимать пернатым. Проверка этих платформ — тоже важная часть нашей работы. Эти гнезда заселены очень хорошо — почти на каждой платформе мы находим какую-то хищную семью.

Вечером, после работы, мы разбиваем лагерь и разбираем кухню. На кострах мы почти не готовим — это долго, энергозатратно. Вместо этого пользуемся газовыми плитками. Обедаем мы в полях просто — бутерброды, паштеты, сыр. Воду берем в термосах. Эдакий пикничок в тенистом месте. На ужин делаем суп или салатик.

На первый взгляд, все мило, но есть и проблемы. Воды часто нет, нормально помыться удается редко. У меня всегда с собой куча разных гигиенических средств: влажные полотенца и салфетки, сухой шампунь. Все это делает жизнь без душа вполне выносимой. Всегда, конечно, в машине есть мыло и куча бутылок с водой, чтобы помыть руки. Потому что мы работаем с птицами, держим их в руках, кольцуем. Каждый раз моем руки после этого, протираем спиртом ручки в машине, чтобы все было гигиенично. Еще, конечно, беда в том, что работаем мы далеко от цивилизации и если что-то случится, то до ближайшего трактора 30 км по степи. Машина — самое главное в экспедиции, она должна быть надежной.

В полях мы с мая по сентябрь-октябрь. Иногда бывает работа на местах зимовок орлов — в Индии или в Израиле. Но это уже не экспедиция, скорее, дружественные визиты к коллегам, участие в чужих проектах. А когда я в городе, то пишу отчеты, заполняю базы данных и пишу статьи в журналы. А еще много работаю над переводами — сижу за компьютером с утра до вечера. Постоянно звонит телефон, все спрашивают, консультируются: тут с птицей беда, где-то угрожает вырубка, кто-то нашел птицу со сломанным крылом. Многие просят дать интервью, рассказать что-то, записать подкаст. Я очень рада, что удается популяризовать заботу об экологии и охрану природы. Я рада, что людям интересна жизнь полевого эколога, который занимается охраной природы.

Есть ли у вас какая-то история о работе, которую вы часто рассказываете друзьям и знакомым?

Есть, и она довольно странная. Один раз мы двумя машинами застряли в солончаке в Монголии. Абсолютная глушь, чистое поле, через которое мы пытались прорваться к озеру, где обитают реликтовые чайки. Одна машина встала, другая поехала помогать и тоже застряла. Домкрат уходил в этот солончак, и вокруг ничего, что можно было бы использовать в качестве подставки. Я эту территорию более-менее знала и вспомнила, что она покрыта воронками от взрывов, потому что когда-то давно на этом месте проходили испытания ракет. И практически в каждой воронке лежат кости верблюдов — старые животные, попадая в ямы, не могли из них выбраться и там же погибали. За два километра до ближайшей воронки мы двумя экипажами и направились. После рассказов о зарытом верблюде за мной пошли все. К счастью, он в воронке и правда был: мы собрали все кости и использовали их вместо подставок под домкрат, подкладывали под колеса. Сработало — мы выехали из солончака!

А истории с птицами обычно короткие. Есть про грифа, который свил гнездо прямо над туристической тропой. По ней в сезон каждый день проходит по 50–100 человек, и никто не поднимает голову. А если бы кто-то посмотрел наверх, то увидел бы маленького птенца грифа, который с любопытством выглядывает из гнезда. Но даже когда мы с командой рассматриваем его в бинокль, проходящие мимо люди кидают короткий взгляд в нужном направлении, ничего не замечают и продолжают свой путь. Я считаю, это очень показательно: так люди и не замечают живых существ, могут нанести им вред.

Веселые истории мы чаще рассказываем про волонтеров-новичков в экспедиции, про застрявшие машины. А с птицами связаны самые удивительные вещи и истории. Например, как в дуплоне снизу жила пустельга, а сверху — курганник. Или как в одном дуплоне пытались поселиться ушастая сова и пустельга, как они делили территорию. В итоге одна из семей погибла. В общем, это мир динозавров — ведь птицы их прямые потомки. И мир этот довольно жесток, веселого там мало.

Чем закончился проект «Закинь орлу на мобилу»? У птиц все хорошо? Они по-прежнему тратят много денег в роуминге?

Да, все закончилось хорошо. Нам удалось собрать значительную сумму, а еще мобильная компания пошла на уступки — они простили нам долг и даже специальный тариф сделали, правда, о его условиях я не имею права говорить. Могу только сказать, что оператор нам очень помогает. Теперь этого количества денег нашим орлам хватит очень надолго. Каждый год мы будем метить новых птиц, и за всеми можно следить онлайн у нас на сайте в системе изучения и охраны пернатых хищников.

Орлы, конечно, по-прежнему тратят много денег в роуминге, потому что они продолжают зимовать в дальних странах — это их природа. Каждую зиму мы получаем сигналы из Саудовской Аравии, Индии, Пакистана, Ирака, Африки.

В чем, по-вашему, заключается главная проблема защиты редких видов птиц в России?

Главная проблема в том, что за исполнением нашего, в целом правильного и строгого, законодательства никто не следит. По закону птицы и звери очень хорошо защищены, но контролирующих органов нет. В итоге получается как обычно: на бумаге законы есть, соблюдать их не требуется.

Как рядовые граждане могут помочь в вопросах защиты птиц?

Важно помнить, что помочь может каждый из нас — заметить нарушения законодательства и заявить об этом в прокуратуру. Если вы видите, например, что где-то идет вырубка вокруг большого гнезда птицы — это нарушение. Вокруг гнезд обязательно должна быть охранная зона, зависящая от их диаметра. А еще иногда во время наружных электромонтажных работ гнезда скидывают с деревьев — это тоже нарушение. Об этом нужно сообщить собственнику участка или компании, ведущей работы. Очень часто они сами не ведают, что творят. Обычно людям даже в голову не приходит, что там живет птица, размножается. Между тем, потеря гнезда — это настоящая трагедия для птичьей семьи. У родителей уже больше не будет птенцов.

Или когда на стройке закапывают котлован, в котором успела завестись большая колония ласточек-береговушек. Застройщик часто даже не представляет, что на его территории есть такой объект. О том, что при засыпке они замуруют птиц заживо. Возможно, узнав об этом, он пойдет на компромисс и подождет, пока птенцы выведутся. Но если на это не указать, не пригрозить штрафом через прокуратуру, то они даже не узнают, что уничтожают птиц.

Точно так же с линиями электропередач: видите, что под железной опорой лежит мертвая птица, — зафиксируйте, сфотографируйте. Это нарушение. Законодательство запрещает эксплуатацию птицеопасных линий электропередач. Линии очень легко оснащаются птицезащитными устройствами, чтобы никто на них не погибал. Видите линию с погибшей на ней птицей — не поленитесь, напишите обращение в природоохранную прокуратуру, на сайте российской сети изучения и охраны пернатых хищников rrrcn.ru есть отдельный раздел «Птицы и ЛЭП», где собраны все варианты и образцы обращений в охранную прокуратуру.

Если все будут проявлять внимание к животному миру, не будут проходить мимо таких вопиющих нарушений, будут принимать меры, связываться с собственником или с прокуратурой — эффект будет. Потому что, например, за уничтожение гнездовой колонии береговушек штрафы исчисляются миллионами рублей. Во-первых, там есть пятикратный коэффициент за уничтожение гнезда, а, во-вторых, коэффициент инфляции. Он в настоящий момент составляет примерно 2,5. Это довольно существенные цифры, даже если ущерб за гибель одной особи составляет всего несколько сотен рублей.

В нашей стране в последнее время появилось много волонтерских центров реабилитации диких животных. Эти ребята делают огромную работу, фактически взяв на себя обязанности государственных органов. И поддержка таких центров реабилитации — тоже существенный вклад в сохранение животного мира вокруг крупных городов, в которых работают эти центры реабилитации.

Плюс, конечно, поддержка команд, которые работают в области охраны природы. Это тоже хороший вклад. Поддержка самих фондов по охране природы — прекрасно. WWF России часто спонсирует наши большие проекты. И вообще хочется сказать, что там работают большие молодцы, которые реально выполняют важные задачи.

Проект по сохранению уникального алтайского балобана с 2017 года в Южной Сибири реализует Российская сеть изучения и охраны пернатых хищников при поддержке фонда «Мир вокруг тебя», корпорации Siberian Wellness и Всемирного фонда дикой природы (WWF). Всего с 2017 по 2020 год орнитологи высадили в гнезда диких балобанов 56 соколят, появившихся на свет в неволе. Приемышей балобаны выкормили и вырастили как родных: так соколятам легче адаптироваться к жизни в дикой природе. В 2021 году проект продолжается. В начале июня 10 птенцов сокола балобана из питомника «Витасфера» будут высажены в гнезда диких балобанов в регионах Южной Сибири.

Тоже хочу помочь редким видам.