Неоклассика в правильном понимании этого термина уже практически не существует, это совершенно иной жанр — работа с классической формой, но с новым подходом. Так делал, например, Прокофьев с «Классической» симфонией, работая с музыкальным языком Гайдна. Что касается современного течения, которое называют «неоклассикой», — я предпочитаю не относить свою музыку к нему, и в принципе многие люди из музыкальной индустрии с этим согласны.
Почему «неоклассика» стала популярной? Это понятно — люди очень хотят быть причастными к чему-то элитарному, чему-то высокому. На фортепианном концерте какого-нибудь неоклассика создается впечатление, что ты постигаешь высокое искусство. И в этом ощущении нет ничего плохого, потому что для людей это может стать каким-то фундаментом для понимания более сложной музыки. Что касается моей музыки, то да, я предпочитаю оставаться понятным, но к неоклассике все же не отношусь. Мне важнее музыкальные задачи, которые идут вразрез с тем, что пытаются создать большинство композиторов-неоклассиков. Мне малоинтересны романтические направления и музыка для развлечения, определенные клише, которые хорошо работают, но скучны для меня.
Не уверен, потому что я не исследовал данный вопрос. Я вообще по пальцам могу пересчитать людей, которые делают в этом направлении что-то интересное. В принципе, ни один из них не известен в мире. У нас все равно пока что внутренний рынок, ну разве что с несколькими исключениями, и это не неоклассики, а композиторы, известные своими работами в мировом кино, например, Владимир Мартынов.
У меня раньше была такая идеалистическая мысль, что я каким-то образом приобщаю людей к классической музыке. А потом я понял, что мне все равно, самое главное для меня — иметь единомышленников. Для меня человек, который приходит на концерт, автоматически становится таковым. Это стремление к какой-то определенной эстетике, к другому пониманию музыки, поиск неочевидных сюжетов. Моя цель — выражать через музыку свои идеи, рассказывать истории. Какая цель у неоклассиков? Я не знаю.
Ну вообще, справедливости ради надо сказать, что у меня не то чтобы много экспериментов в звучании. То есть я не являюсь ни приверженцем сонористического движения, ни любителем каких-то гармонических девиаций. Моя музыка достаточно тривиальна и в каком-то гармоническом смысле она проста. Думаю, все дело в наполнении и сообщении, вот это для меня важно.
Не знаю, почему история определила женщине совсем другую роль. Вот так сложилось, что механизм становления музыкантом или ученым почему-то для мужчин проще. Но мы знаем примеры, которые доказывают, что, несмотря на все препятствия, женщины могут легко уделать многих мужчин. Что касается известных пианистов, то далеко не все они мужчины. Есть прекрасные пианистки: Марта Аргерич, Элисо Вирсаладзе и многие другие. Ну и, конечно, есть прекрасные виолончелистки, скрипачки, флейтистки и исполнительницы на любых других инструментах. Возможно, просто педагогический подход и историческая парадигма немного уменьшают процентное соотношение пианисток к пианистам.
Мой самый любимый вопрос. Ты просто садишься и работаешь, это продуктивно только тогда, когда у тебя есть сильная идея. Звучит парадоксально, но помогает творить желание творить, которое абсолютно иррационально и, конечно, может быть объяснено любовью, которая идет изнутри. В целом это не любовь к чему-то конкретному, а просто любовь, которая живет в тебе. Звучит как какие-то сопли, но технически так оно и есть.
Любовь к розовым и слащавым мотивам, в высшей степени романтичным и трогательным в плохом смысле. Ну и, конечно, примитивность в гармонии, страсть к диатонике, поголовное следование клише в аккомпанементе и гармонических ходах. Часто отсутствие мелодии, которую действительно очень сложно написать, чтобы она не была уже придумана кем-то. Возможно, даже отсутствие какой-то скромности. Люди, которые еще ничего не сделали, уже хотят альбомы и полные концертные залы. Знаю, это звучит по-снобски. При всем при этом я уверен, что найдется немалое количество академистов, которые могут так же отозваться о моей музыке.
Я люблю и электронщиков, и инструменталистов, композиторов, которых с нами уже нет. Я слушаю все это. В последнее время я исследую канонические религиозные произведения, это соотносится с тем материалом, над которым я в данный момент работаю. Вообще, я стараюсь писать музыку, которую бы слушал сам. Мне кажется, каждый композитор к этому так или иначе стремится.
Это был долгий путь. Я начинал выступать на старом пианино в «Циферблате». Вначале было 10 зрителей, потом 20, потом 80, а потом мы сделали 2 концерта — в Москве и Петербурге. Потом нас заметил фестиваль SoundUp. Так и начался мой творческий путь. До этого я немного работал в кино, с хореографией, но это все были камерные проекты, которые позволили мне попробовать и понять, что да, действительно, я этого хочу. Сейчас могу сказать, что это больше похоже на случайное стечение обстоятельств, чем на осознанный выбор.
Постоянно развиваться, интересоваться тем, что происходит в мире, и стараться отражать в музыке то, на что отзывается сердце.
Начнем с того, что я вообще рад, что у меня есть слушатели. Для меня это люди, с которыми мы движемся в одном направлении. Сейчас я очень много работаю над крупными формами. Это «Русский реквием», который посвящен жертвам сталинских репрессий, в том числе моему прадедушке. Его премьера состоится в Швейцарии, в затерянном в горах прекрасном месте Julierpass. Также мы совместно с легендарной «Мелодией» работаем над выпуском струнных работ для камерного оркестра. И, конечно же, я думаю о втором сольном альбоме. Также есть проекты для хореографии, оперы, два кинофильма сейчас в работе, ну и мы сделаем концерт на ВДНХ 14 сентября, который организует прекрасное агентство RoofEvents. Я надеюсь, нам повезет, и в это время будет бабье лето.
Я поздравляю вас и всю команду с юбилеем! Читателям я бы хотел пожелать искать красоту внутри и находить этой красоте опоры в реальной жизни. Этими опорами могут стать музыка, искусство, поэзия, хореография, добрые поступки и другие люди. Думаю, тогда наш мир станет лучшим местом, чем он есть сейчас.