«Вас судят люди, которые не имеют ни малейшего понятия, что значит быть на вашем месте»: Энн Хатауэй

В Нью-Йорке немного таких мест, как Cafe Luxembourg. Здесь, кажется, даже потрепанные барные стулья придают заведению шик, а за обедом есть риск соблазниться и заказать-таки вина (много вина). Я говорю администратору, что встречаюсь с Энн Хатауэй, но та лишь пожимает плечами: «Она у нас часто бывает». Действительно, когда актриса появляется, в зале ничего не меняется. Никто не сворачивает шею и не вытаскивает айфон, чтобы по­иг­рать в папарацци. Возможно, обладательница «Оскара» заходит сюда каждый день. Ну или все остальные посетители прилетели с другой планеты.

С тех пор как Энн получила награду Американской киноакадемии за лучшую женскую роль ­второго плана (речь о Фантине в «Отверженных»), прошло пять лет. Тогда против актрисы развернулась целая кампания под названием #Hathahate: ее называли чересчур серьезной, манеру игры — слишком театральной. Энн не привыкать к медийной травле: за три года до «Отверженных» ее вместе с Джеймсом Франко позвали провести «Оскара». На следующее утро журналисты, да и просто «небезразличные» комментаторы писали, что это была скучнейшая церемония в истории. Сделала ли Хатауэй выводы? О да. В свои тридцать пять она поняла: не важно, нравишься ты людям или нет, если нравишься самой себе. «Мне хочется жить честно, а не притворяться. Даже если из-за этого меня будут считать ужасно скучной, — говорит Энн после небольшого спора на тему того, заказать ли нам органическое розе или Côtes de Provence. — Я же не наив­ная идиотка, понимаю, чего от меня ждут. Если ты ведешь себя с окружающими просто, все думают: «О-о-о, какая классная. А пойдем выпьем?» И я такая: «Окей, давайте пропустим по бокалу и попробуем не убить друг друга».

Энн, или Энни, как она просит себя называть, родилась в Бруклине. Ее отец — адвокат Джерард Хатауэй, мать — актриса Кейт Маккалей. В свое время Кейт променяла сцену на семью, но театр не забыла — по крайней мере, дочь она назвала в честь жены Шекспира (да, ее тоже звали Энн и тоже Хатауэй.) Из Нью-Йорка семья переехала в городок Милберн в штате Нью-Джерси, где Энн и росла вместе с двумя братьями. После того как один из них признался родственникам в нетрадиционной сексуальной ориентации, вся семья решила сменить конфессию и перешла из католицизма в американскую Епископальную церковь, которая не осуждает геев. Представители клана Хатауэй вообще довольно мудро относятся к жизни. «Когда я была подростком, папа попросил меня дать три обещания. Первое — не делать татуировок до 23 лет. Второе — не садиться на мотоцикл, потому что в нашей семье уже было несколько серьезных аварий. И наконец, никогда не врать». Энн не нарушила обещаний и первую татуировку — небольшую букву «M» на левом запястье — сделала в двадцать восемь. Она успела поучиться в колледже Вассара и престижном Gallatin School of Individualized Study при Нью-Йоркском университете, правда, так и не получила диплом. Еще в шестнадцать Хатауэй выступила вместе со сборным хором американских старшеклассников на сцене Карнеги-холла, а через три дня ее пригласили на пробы сериала «Будь собой». Шоу закрыли через год, зато Энн заметили — она получила главную роль в «Дневниках принцессы» и прославилась. А звездой первой величины ее сделала та самая «Горбатая гора» и комедийная драма «Дьявол носит Prada».

«Нравится вам это или нет, но вас будут судить люди, которые не имеют ни малейшего понятия, что значит быть на вашем месте».

Но за взлетами, как водится, следовали и грандиозные падения. Четыре с половиной года она встречалась с бизнесменом Рафаэлло Фольери, пока молодого человека не обвинили в финансовых махинациях — итальянец украл у инвесторов больше 6 млн долларов. Имя актрисы едва ли не каждый день полоскали в прессе. Хатауэй это пережила и вышла замуж за дизайнера ювелирных украшений и продюсера Адама Шульмана в 2012-м. Четыре года спустя у пары родился сын Джонни — по словам Энн, ребенок помог ей залечить душевные раны. И она тоже старается быть мудрым родителем: «Что Джонни будет думать о самом себе, во многом зависит от того, что я думаю и чувствую, когда мы вместе. Если чувствую неуверенность в себе — изо всех сил стараюсь этого ему не показывать. Просто где-то внутри разбираюсь с этим ощущением и стараюсь избавиться от причин. Помогает любовь».

Любовь к работе никуда не делась — фильмография Энн уже перевалила за 35 наименований, по фильму на год жизни: «В 20 лет я старалась сыграть как можно больше разноплановых ролей — просто чтобы стать хорошей актрисой».

Увы, тема харассмента, которую в Голливуде не обсуждает только ленивый, для Хатауэй тоже не пустой звук — ей приходилось сталкиваться с людьми, которые злоупотребляли своим положением. «За 20 лет в кино я видела всякое. Те ужасные вещи, о которых рассказывают многие актеры, со мной не случались. Но и у меня­ был негативный опыт на площадке... скажем так, сексуального характера. И в начале моей карьеры, и не так давно...» Видно, что Энн не очень хочет вспоминать об этом. С куда большим воодушевлением она рассказывает о людях, работа с которыми доставляет удовольствие. Например, о режиссере Стивене Найте — Энн снялась в его фильме «Море соблазна» с Мэтью Макконахи и Джейсоном Кларком, картина должна выйти в сентябре. А накопленным опытом она делится в рамках Time’s Up — движения против сексуальных домогательств и гендерного неравенства.

«Я знаю, что мир бывает гораздо более жесток к людям, чем он был ко мне. но и на моем опыте кто-то может поучиться».

При этом одной только роли кинозвезды, пусть и с активной социальной позицией, Энн уже мало. В 2014-м вместе с мужем она впервые спродюсировала фильм — низкобюджетную драму «Однажды в Нью-Йорке». Сейчас у ­Хатауэй в работе три проекта, где она значится не только актрисой, но и сопродюсером, однако первое место в повестке дня занимает премьера «8 подруг Оушена­» — спин-оффа трилогии Стивена ­Содерберга. Тут вместо Дэнни Оушена (Джордж Клуни) — его сестра Дебби (Сандра Баллок). А Энн, в свою очередь, играет кинозвезду Дафну Клюгер — именно с ее шеи Сандра Баллок в компании Кейт Бланшетт и Рианны собирается украсть бриллианты на Балу Института костюма. Я спрашиваю, не кажется ли ей сюрреалистичным играть кинозвезду на ­балу, где она сама ­бывала миллион раз. «Это просто счастье — присоединиться к такой крутой команде. И первое, что я думала: только бы не опозориться перед этими людьми. Только бы не опозориться!» Энн вдруг прерывается, как будто пытается заставить ­замолчать всех критиков, включая ­саму ­себя.

Я спрашиваю про тренировку, видео ­которой Энн выложила недавно в инстаграм. «Набираю вес для фильма, процесс пошел» — так она подписала ролик. Актриса говорит, что это ее собственный способ контролировать круговорот слухов в природе: «В свое время я была сыта по горло новостями о моей якобы беременности. Странновато, конечно, что приходится опережать сплетни, но обо мне уже столько всякой ерунды написали, что я предпочитаю не ­давать поводов».

За годы на киноолимпе Хатауэй возвела стену между собой и публикой. При этом нет, она не снежная кинодива, живущая в собственном замке на Голливудских холмах. Во время интервью я подмечаю неожиданные, очень живые стороны Энн. Она любит розовое вино за ланчем. Шумно высасывает устриц из раковин. У нее появляются красные пятна на шее, когда она нервничает. В ее смартфоне хранится странная фотография, где она беременная, а Барбра Стрейзанд трет ей живот. Энн не пытается казаться идеальной. Как и все, она перио­дически выходит из себя, и ей потребовалось немало времени, чтобы примириться с этим. «Я говорила себе: буду паинькой 29 дней из 30, а потом на сутки разрешу себе превратиться в стерву. Но в конце концов поняла: если я постараюсь не судить себя и научусь принимать собственные эмоции, мне не потребуется этот день. Стервозные сутки вряд ли могут стать залогом душевного равновесия. Моя цель — не счастье, а именно что мир и покой в душе». Причем покой не как пункт назначения, а как долгий путь. «Кейт Бланшетт мне как-то сказала: «Не хотела бы испытать ощущение, что я наконец куда-то приехала. Потому что раз приехала, значит надо возвращаться». Согласна с ней на все сто. Я не стремлюсь забраться на вершину горы, я всегда надеюсь, что за одной вершиной будет следующая».

Мы расплачиваемся, выходим из кафе и направляемся к дому, где актриса живет с семьей, когда выбирается из Лос-Анджелеса. На прощание Энн крепко меня обнимает. Даже если она и возвела стену между собой и людьми, то всегда готова открыть в ней потайную дверцу. А уж за этой дверцей — мир и покой.

Фото: Billy Kidd