Такой Ренату Литвинову вы еще не видели

Я хотела бы увидеть себя такой в старости. А ког­да она, ­наконец, начинается? Может, ближе к 80? Я вижу себя так: где-нибудь в Нью-Йорке – передвигаюсь по делам. Скоро съемки. Кино, всякие арт-проекты. Жизнь в духе Вуди Аллена – он мне близок своими камерными киноопусами с хорошими артистами, которые получают удовольствие, играя его ­тексты.

Наверное, по утрам я буду ходить в бассейн или спортзал, а потом ехать на съемки – мне кажется, я всегда буду работать. А вечерами – выпивать шампанское и вино с товарищами-старичками и прогрессивной молодежью. Это будет и в Париже, и в Лондоне, и в Москве. В моих квартирах-пристанищах будет много ламп и периодически – глухая тишина, без всяких танцев. Я очень люблю тишину. А еще у меня будет кошка. Собаки – очень дети, их нельзя надолго оставлять, а кошки все сносят, прищурившись.

И любимый человек, конечно. В поле моего зрения. Мои седые волосы ему нравятся. Какие у него могут быть варианты, это же очень красиво. Если было бы иначе, значит, это не мой ­любимый человек.

Мне кажется, седину не нужно закрашивать. Да, это сигнал о необратимом, но в нем нет ничего нового. Все когда-нибудь стареют, даже самые бессмертные умирают. Тут надо включить момент принятия. Продумать худшие варианты развития событий и попытаться их избежать. Например, ужасной подтяжки или толстого опухшего лица. Или безумия в пустой комнате. Мне вот на следующий год исполнится 50 лет. Мне уже никогда не будет 49 или 39 лет! Но я буду праздновать!

Многие женщины драматично переживают этот возраст. Особенно бывшие красавицы, на которых вдруг перестают оглядываться. А они не могут поверить в это! У некоторых обрушение идет так стремительно, неожиданно. Они в один момент вздуваются, и их захватывает отчаяние, депрессия, ненависть к новому облику. Я видела таких неистовых женщин – из крайности в крайность: спортзалы, салоны, клиники, операции, биоэнергетики, таблетки, истерики, скандалы, пьянство. Есть, правда, и другие – грустят с достоинством и отпускают тему «неувядания» кротко. Во-первых, надо себе разрешить стать старше. Я это самой себе внятно приказала! Я уже не смогу надевать очень короткие юбки. Думаю даже поправиться размера на два, а свои узкие платья раздать тем, кто помоложе. Но, конечно, не нужно быть жирной. Можно, например, взять и поменять себя радикально. Но в сторону элегантности, потому что, когда близишься к старушечке, тебе уже не идет авангардный девичий стиль. Можно перепрофилироваться в английскую королеву. Английская королева тоже не красит седину.

А вообще лучшее противоядие возрасту – дочь. Ульяна сохраняет мою молодость. Я опять ее испытываю, ­проживаю – через нее. Как будто продолжение меня в ее теле. Получается, что молодость не уходит – просто ­перетекает.

И еще любовь – нужно влюбляться!

Чтобы не сойти с ума или хотя бы пережить эту зиму – дожить до весны, – я применяю философию стойкости и любви. Довольно простая вещь – любить. Кого-то, кроме себя и родствен­ников. Когда находишься в драматичных, сложных обстоятельствах, перед тобой возникает выбор – сдаться или пытаться противостоять. Я пытаюсь противостоять, сколько возможно. Как в юности – любить до гроба и после гроба. Мы с однокурсником придума­ли эту формулировку еще в институте, когда я понятия не имела, что такое – любить, тем более до гроба! Но потребность в этом чувстве уже тогда интуитивно приравнивалась к моей кон­цеп­ции жизни, главному мотиватору.

Честно сказать, это и есть главный мой секрет. Я такая же внутри, как и тогда, когда мне было 18. Когда «девушки ищут любви, где сигареты становятся лучшими друзьями и – где всегда три часа утра или ночи!»

Фото: Алексей Колпаков, Григорий Галантный