В театральном училище мы все поголовно cидели на диетах. Девочки приходили туда пухленькие, щекастые и дружно начинали худеть. Я могла ни- чего не есть. Пить один кефир и грызть яблоки. Честно говоря, главной целью для нас были джинсы в обтяжку. Так я худела-худела, пока однажды Олег Павлович не подошел и не спросил: «Ты что, роли мальчиков хочешь играть?» Я очень обрадовалась, думаю: «Значит, я уже похудела как надо!»
Девочка с окраины
Я росла на московской окраине – сначала на улице Подбельского, потом на Преображенке. И была пионеркой-активисткой: агитбригады, сбор макулатуры, конкурсы строя и песни. Мой папа Вячеслав Васильевич работал в журнале «Партийная жизнь», а мама преподавала музыку в школе. Не могу сказать, что мы жили роскошно, поэтому я научилась с детства считать деньги, понимала: либо мы покупаем мне какую-то новую вещь, либо едем отдыхать. Но я росла в любви. И между родителями я видела только хорошее, что очень важно. В девять лет я уже читала Дюма, Ги де Мопассана. Меня привлекал этот мир, авантюрный, красивый, чувственный. Точно так же я вдруг заинтересовалась оперой – читала книги про Обухову, Нежданову, слушала пластинки. Может, потому что опера – это более высокое искусство и образы более масштабные. Я включала какую-то музыку и танцевала под нее. Могла перед зеркалом монологи сочинять. Иногда гуляла одна и придумывала, как я разговариваю с литературными персонажами. Я поступала в хореографическое училище, была абсолютно не подготовлена, просто вдруг проснулась страсть к танцу, когда мне было лет девять. Но в хореографическое приходят девочки очень продвинутые, с правильной растяжкой, а у меня, кроме внутреннего ощущения пластики, увы, ничего не было. И особого музыкального слуха тоже не было, что, конечно, очень огорчало маму. Мама Ирина Васильевна была, да и остается модницей. Хорошо шила. Для себя и для меня. Однажды даже сшила шубу: купила отрезки меха, скроила – и гордо носила. Некоторое время я жила с бабушкой. Мама мне что-нибудь сошьет, привезет – оказывается, маловато. Я всегда казалась ей маленькой. Потом она стала работать в Четвертом управлении, преподавала музыку детям дипломатов. Приносила журналы Burda с выкройками – так что с гардеробом проблем не было. Я и сама в детстве шила и немного вязала! Мама и сейчас моложавая, а тогда была просто красавица. Любила яркую помаду, носила парики, когда это было модно. А я лет с десяти стала тайно краситься «Ленинградской» тушью, потому что она классно наращивала ресницы. Потом, конечно, умывалась. Первые духи, которые я помню, были Climat – маме их подарили родители учеников. Это духи моего детства, самые ностальгические. Сейчас мои любимые Amouage – в них есть отголоски Climat.
Случилось чудо
Я поступала в ГИТИС, просто потому что хотела попасть на курс к Табакову. Он там преподавал. Лет с четырнадцати у меня была мечта учиться именно у него, потому что он создавал свой театр и всегда был безусловным лидером. Я читала его интервью и понимала: я верю этому человеку! Я хочу туда же, к этим молодым парням и девушкам – заниматься чем-то очень интересным. Подвал на улице Чаплыгина был особенным местом. Табаков не набирал курс – отбор был закончен за год до этого. Но некоторых студентов он отчислил и решил сделать добор. Я встретила своего бывшего одноклассника, который мне рассказал об этом. Я пришла и сидела в очереди, чтобы меня послушали – там собралось человек 20–30. Меня вызвали. Я читала первый монолог Ирины из «Трёх сестер», отрывок из книги «Зоя» Маргариты Алигер, когда Космодемьянскую ведут на казнь. И подготовила басню Крылова «Разборчивая невеста». Но Табаков басню даже не слушал. Он сказал: «Всё, достаточно». Уж я не знаю, как я читала, но, думаю, он просто увидел это мое желание, все, о чем я мечтала последние два года... Ну что я там могла такого прочитать в шестнадцать лет? Но это был мой единственный шанс. Это было чудо. Я тут же позвонила маме: «Меня приняли!» Потом, помню, я ехала в метро, и мне казалось, что я в раю. В Олега Павловича нельзя было не влюбиться – просто как в человека, в учителя. Все так на него смотрели: мальчики, девочки. Он просто входил и заполнял собой пространство, у него такая аура. При том, что он был строгий и мы боялись его замечаний, но всегда были уверены: мы под его защитой. Он внушал абсолютную веру. Поступала я рыжей – хной волосы красила, а в конце первого курса стала осветлять волосы, и к началу нашего романа с Олегом Павловичем я уже была блондинкой. Олег Павлович уверяет, что на первое свидание я пришла в белой кофте, но я была в черной – точно это помню! Видимо, я производила впечатление чего-то светлого-светлого за счет волос. Год я походила блондинкой, но в моей первой роли в фильме «Валентин и Валентина» я была уже шатенкой. Тогда, в перестройку, уже появилась косметика Pupa. Еще был какой-то магазин польской косметики в районе «Добрынинской», куда мы ездили с девочками. В основном я очень ярко красила глаза и всегда наращивала вот такие ресницы! Губы красила мало. Мы не наряжались в платья, все одевались очень просто. Помню, в чем я ходила: лосины и свитер такой объемный, с плечами – стиль 1980-х. Первые золотые сережки я купила себе, когда уже начала сниматься. Я не носила в то время много украшений. Вообще в ГИТИСе тогда было круто одеваться унисекс. Потому что у нас были постоянные тренинги, занятия танцами, лекции, и одежда требовалась комфортная. У нас была совсем не богемная жизнь, особенно в подвале Олега Павловича – это была рабочая, тренинговая обстановка, и в этом был особый кайф.
Создавать праздник##
Желание наряжаться пришло ко мне гораздо позже. Естественно, когда мы стали жить с Олегом Павловичем, у меня появились какие-то дорогие вещи на выход, но кайфа от них я не испытывала. Наш первый настоящий светский выход – это «Кинотавр» в 1994 году, Олег Павлович был там председателем жюри. Честно говоря, я даже не помню, в чем вышла на красную дорожку. Наверное, Олег Павлович купил мне вечернее платье. Но я была сконцентрирована на нашей жизни больше, чем на впечатлении, которое мы должны производить на каких-то раутах. Да, правила очевидны: если мы выходим куда-то, я должна быть хорошо одета, надеть какие-то украшения, не более того. Когда я забеременела Машей, меня вдруг потянуло на красивые заколочки, на все женственное – чтобы цветочки, яркие тона. Во мне вообще что-то поменялось. Это две совершенно разные беременности: Павлик и Маша. Я вдруг стала больше обращать внимание на украшения, одежду, стала больше и с удовольствием носить платья. Два последних года я вообще не надевала брюки. Сейчас опять к ним вернулась, но все равно я по-другому в них себя ощущаю. Раньше я считала дурным тоном женскую болтовню о красивых вещах: что за мещанство? А сейчас я считаю дурным тоном, когда кто-то из актрис является на торжественную церемонию в уличных сапогах и будничном свитере. Я уверена: мы сами должны создавать праздник. То, что возможно в 18 лет, та небрежность во внешнем виде, которая прекрасна и мила, с возрастом кажется нелепой. В этом уже нет очарования. Я не говорю о том, что надо ходить при параде и с макияжем все время, – я могу быть без косметики, но важно внутреннее ощущение. Красота – это не только молодость. Красота – это внутренняя гармония. Более спокойное и взвешенное восприятие всего, что с тобой происходит. Поэтому мне хочется, чтобы вокруг было больше красоты. В последнее время я чаще стараюсь красиво одеваться, покупать вещи, которые меня радуют. Полюбила яркие кошельки, портмоне, сумки. В нашей стране мало солнца, и когда вдруг достаешь из сумки яркий кошелек моего любимого бордового цвета, он словно дает энергию всем вокруг.
Хаммам и Chanel##
Мне повезло. Кому-то Господь дал прекрасное здоровье, кому-то голос, кому-то роскошные ресницы, кому-то шикарные волосы, кому-то длинные ноги – меня Господь наградил пропорциональной фигурой. Я не занимаюсь спортом, хотя прямо в нашем доме есть фитнес-зал, и кажется, я единственная, кто туда еще не дошел. Спорт в моей жизни присутствует только в виде ходьбы. Я очень люблю длинные пешие прогулки. Конечно, при этом я одета так, чтобы не привлекать внимания, плюс темные очки. И хожу в сауну, хаммам, на массаж. Предпочитаю не спортивный и не слим-массаж, а либо расслабляющий, либо лимфодренажный. Для меня в массаже главное – снять стресс, усталость. За границей всегда хожу в отелях на спа-процедуры. У меня есть мастера, у которых я стригусь и делаю макияж, но если мне надо что-то особенное, стилизованное, то это отлично делает наша гример Саша из МХТ. Я люблю тушь для ресниц Telescopic Mascara от L’Oréal Paris и помаду для губ Rouge Allure (оттенок Sexy) от Chanel. На полке в ванной стоит жидкость для снятия макияжа Gentle Oil-Free от Nars, крем от морщин Time-Filler от Laboratoires Filorga, увлажняющий флюид для лица Hydrating B5 от SkinCeuticals, очищающий мусс для лица Gentle Foaming Cleanser и масло для тела Relax Body Treatment Oil от Clarins. Все не перечислить, но это главные фавориты.
Кольцо для Павла##
Сейчас я думаю, что ничего просто так не бывает. Думаю, мы встретились с Олегом Павловичем, чтобы у нас родились Павлик и Маруся. Павлу двадцать, но он с детских лет для меня мужчина. Я часто говорю с ним не как с сыном, а как с другом. Я не знаю, как дальше сложится его жизнь, но в нем заложено что-то очень правильное. Может быть, он сможет, как Олег Павлович, сделать счастливее других людей, помочь им. Я понимаю, что он будет жить не только для себя. Кстати, у Павлика с Олегом Павловичем один любимый аромат – Terre d’Hermès. Им обоим очень идет этот запах. Когда Павлик был маленьким, то видел работы Миронова, Машкова, Безрукова, Смолякова – он видел очень много настоящих артистов. Потом, когда Олег Павлович стал руководить МХАТом, он приходил сюда на спектакли. Павлик понимает, как люди работают. В спектакль «Год, когда я не родился» его позвал режиссер Константин Богомолов. Мы с Олегом Павловичем к этому не имели никакого отношения. Богомолов – очень независимый режиссер, и ему навязать что-то нельзя. Он считал, что любой другой молодой человек – а Павлику тогда было 17 лет – просто зажмется на сцене рядом с Олегом Павловичем. И еще режиссеру нужна была индивидуальность. Есть вещи, которые нельзя сыграть. Анна Меликян взяла Павлика в фильм «Звезда», потому что хотела найти молодого человека, в фактуре, в лице которого ощущалось бы, что он из семьи с определенным статусом. ...Павлик со своей девушкой снимают квартиру, но мы все равно тесно общаемся. И в театре видимся, и постоянно созваниваемся. Вчера после спектакля еду домой, он звонит: «Мариш, ну где ты?» То есть он ждал меня дома, ему хотелось просто повидаться. Павлик носит два кольца. Одно мы подарили ему с Олегом Павловичем. Оно недорогое – серебряное, и фианитами там выложено МХТ. А на 20 лет я ему подарила перстень из белого золота с черным бриллиантом. Белый бриллиант выглядел бы вульгарно, а черный – стильный, и ему идет.
Фото: Аркадий Паничерский; Слава Филиппов; Даниил Овчинников; Russian Look; Михаил Королев; Vostock-photo