«Она никогда не проводила за своим туалетным столиком более получаса», – говорит Сергей Сенин, последний муж Гурченко. Он ведет меня по их квартире, где они жили вместе, где актрисы не стало. Сергей Михайлович превратил ее в музей. Эта квартира близ Патриарших теперь открыта для всех. Гурченко – актриса, женщина, певица, легенда – точно заслужила музей.
За несколько лет до смерти Гурченко пригласила в эту квартиру Филиппа Власова, известного стилиста. Предстояла большая съемка для глянцевого журнала. Филипп был поражен: «Я увидел сгорбленную старуху в тапочках, с тремя волосинками на голове. Она плохо ходила, в депрессии... В жизни не узнал бы, если бы шел мимо нее такой на улице. Людмила Марковна пригласила меня к себе домой и решила показаться такой, какая есть».
Великая актриса, звезда с полувековым стажем – и вот так, старуха в тапочках. Не знаю, кто еще из женщин на такое способен.
Ну а потом случилось чудо. Обыкновенное чудо. «Она совершенно преображается, когда начинает работать, – продолжает Власов. – Нарисовано лицо, загораются глаза, распрямляется спина... И становится такой, как на киноэкране». Да, все мы видели следы ее пластических операций, не самых – будем честны – удачных. Мне рассказывали, что она спала фактически с открытыми глазами – веки не смыкались.
Гурченко, как уверяют, стала прибегать к помощи хирургов еще в середине 1970-х. Ей уже под сорок, а рядом – молодой муж, пятый по счету, музыкант Константин Купервейс. Они не были расписаны, но прожили вместе 18 лет. Кстати, Константина эти метаморфозы, как говорят, как раз не слишком радовали. Но коготок увяз – всей птичке пропасть. Потом актриса не могла «слезть с иглы», обычная история. Но у Гурченко была особая профессия: она работала звездой. И жила по очень жесткому кодексу. Однажды буквально обрушилась с руганью на фотографа Екатерину Рождественскую: «Зачем ты обнародовала свой возраст? Какого хрена? Ты что, не женщина? Женщина должна быть загадкой! А какая в тебе загадка? Ты вывалила все сразу – и что? Один и тот же муж, трое детей и непридуманный год рождения – и что в тебе осталось интересного? Публичный человек живет двумя жизнями! Обязательно! Той, что напоказ, и той, что за кадром».
По такому же кодексу жила и живет другая моя великая героиня, Алла Пугачева. Не все помнят, что в клипе «Примадонна» 1997 года снялась Людмила Гурченко. И песня была посвящена ей.
Словно раненая птица
С опереньем золотым,
На помост выйдешь ты...
А косметика? Увы, равнодушна. Может, виной тому первый и кошмарный эксперимент. Приехав в Москву поступать в театральный, Люся познакомилась с парнем-абитуриентом. Тот пригласил на свидание. Люся подготовилась: купила в арбатской галантерее жидкие румяна, прямо в подворотне нанесла на щеки. Явилась. Парень отшатнулся и быстро ушел под невнятным предлогом. Уже ночью, в общаге, Люся посмотрела на себя в зеркало. Лицо было в жутких малиновых пятнах. Спасибо румянам.
Она и гримерам потом не слишком доверяла, только избранным.
В 1970-е годы все вдруг открыли для себя новую Гурченко. Боже! Мы-то думали – она только петь и скакать, а она, оказывается, прекрасная драматическая актриса! Первым таким фильмом стал «Старые стены» 1973 года. Потом «Двадцать дней без войны», где она навсегда подружилась с мудрым и добрым Юрием Никулиным. А потом – катастрофа. Никита Михалков специально под нее писал роль генеральши в своей «Неоконченной пьесе», Гурченко мечтала там сниматься. В этот момент шли съемки фильма «Мама», где она играла веселую Козу. Кстати, прозвище Коза в киношных кругах прилипнет к ней навечно. Тот же Михалков называл ее Козой, но – ласково, исключительно любя. Так вот в разгар съемок, во время перерыва, ее схватил клоун Олег Попов и стал кружить. Не удержался, уронил и грохнулся сверху сам. Гурченко была очень хрупкой. В результате – перелом ноги. Сниматься у Михалкова она уже не могла. Но ужас был в том, что и «Маму» надо было как-то доделывать: график, сроки! Гурченко не капризничала: буду, мол, сниматься в гипсе. Придумали выход. Ее окружили детьми-козлятами, которые закрывали гипс. А уж актриса извивалась перед камерой вовсю, разве что не прыгала. Зрители ничего не заметили.
Спустя два года Михалков таки добьется своего и снимет Гурченко в фильме «Пять вечеров». Это шедевр, сделанный буквально на коленке, сшитый, как те самые платья Гурченко, из лоскутков и бисера. Вкратце история такая. Михалков делал свой долгий и дорогой проект «Несколько дней из жизни Обломова». Случился простой, заминка, а режиссер-пассионарий никак не хотел дать своей группе расслабиться. Взял драму Володина «Пять вечеров», скомандовал: «Снимаем!» За двадцать дней – рекорд! – была сделана щемящая история о любви, обмане, разлуке. Может быть, лучшая драматическая роль Людмилы Гурченко.
Когда худсовет «Мосфильма» посмотрел уже готовые эпизоды «Карнавальной ночи», прозвучал вердикт: «Очень скучное кино». Фильм могли бы совсем закрыть, но за молодого Эльдара Рязанова вступился мэтр Иван Пырьев. Короче, досняли. Фильм вышел в прокат 28 декабря 1956 года и вовсе не на первых экранах. Чиновники полагали, что этот «балаган» провалится. И жестоко ошиблись. Триумф был колоссальный. А главной триумфаторшей была, конечно, кудрявая студентка Люся Гурченко. Кстати, свои волосы у нее темные, актрису осветлили для съемок. И «пять минут» с того момента растянулись на полвека. Люся стала иконой стиля. Девушки бросились делать такую же завивку, шить из старых воротников такие же муфточки, а главное – добиваться такой же талии.
Талия Гурченко – самая легендарная талия нашего кино. Ветераны «Мосфильма» рассказывали мне, что актриса сохранила ее до глубокой старости: могла легко натянуть платья своей юности. Диеты? Питание? Спорт? Глупости, ничего такого. Природный дар. Плюс, конечно, вечное движение.
После «Карнавальной ночи» двадцатилетнюю Люсю обожает вся страна. Выступления, встречи, поездки. Ох, как ликовал Марк Гаврилович: «А шо я вам говорил?»
...У этой ясноглазой студентки с нежными щечками впереди много чего: проблемы с КГБ из-за отказа стучать на своих, десять лет «забвения», измены и пьянство мужей, сложные отношения с дочерью – большая трудная шумная жизнь. Но сейчас она ничего этого не знает, она, двадцатилетняя смеющаяся звезда, выходит на сцену, к зрителям. В своей книге она пишет, что чувствовала в один из таких вечеров: «Так мне хотелось вечно жить, вечно петь, вечно любить, вечно быть красивой, обнять весь мир, любить людей, всем все простить, плакать от восторга и неосознанного счастья, делать ошибки и спотыкаться».