Эксклюзив: рассказ Виктории Токаревой «Я и Алексей»

Специально для Glamour писательница Виктория Токарева написала историю о том, как под маской случайности иногда скрывается судьба.
Эксклюзив рассказ Виктории Токаревой «Я и Алексей»
Эксклюзив: рассказ Виктории Токаревой «Я и Алексей»
ГалереяCлайдов: 2
Смотреть галерею

Виктория Токарева мечтала стать врачом, училась в музучилище, но ее призванием стала литература. Свой первый рассказ «День без любви» она опубликовала в 1963 году, была соавтором сценариев к фильмам «Джентльмены удачи» и «Мимино». Героини ее повестей и рассказов — обычные женщины, близкие и понятные многим поколениям читательниц. В недавней рекламе Google Виктория Самойловна снялась с внучкой Катей Тодоровской — говорили они о любви к чтению.

я и алексей

Однажды утром ко мне в дом стремительно вломилась подружка Нинка. Она была вся всклокоченная, тревожная, с вытаращенными глазами. Я только что проснулась, плохо соображала, медленно двигалась. Мы не договаривались о встрече. Она свалилась как снег на голову.— Ты должна мне помочь! — велела Нинка. — Сейчас я позвоню одному типу и передам тебе трубку.— Какому типу?— Алексей Мамонов. Слышала?— Естественно. Мамонов был молодой писатель, который ворвался в драматургию 1970-х как ураган и раскидал всех имеющихся драматургов в разные стороны. Он приехал откуда-то с Урала, жил в гостинице и пил не просыхая. Его пьесы шли в столичных театрах. Я несколько раз встречала его в Доме литераторов. У него был такой вид, будто он спал на мельнице на мешках с мукой. Весь мятый, чем-то обсыпанный. Однако даже сквозь такую запущенную внешнюю форму проступала его дикая красота, злость и энергия. Мы не были знакомы. Да я и не хотела знакомиться: слишком разное детство, разные привычки. Для меня он был как бешеный волк, который нечаянно забежал в Дом литераторов. — Я сегодня ночевала с ним в гостинице, — сообщила Нинка.— Зачем? — удивилась я. Вопрос был лишним. Нинка — абсолютная чеховская попрыгунья. Обожала знаменитостей. Вот за этим и ночевала. Плюс к тому Нинка — золотоискатель: ищет счастье — золотой слиток. Золотоискатели — все женщины, даже замужние. — И как? — спросила я.— Не поняла. То ли он меня любит, то ли переспал спьяну, по привычке. Я хочу это выяснить.— Как?— Я сейчас его наберу и дам тебе трубку. Ты с ним начни кокетничать. Если он поведется, значит он просто бабник, просто я попала в поток. А если он меня полюбил, он не станет с тобой разговаривать. В общем, ты почувствуешь.— Мне это не нравится, — отказалась я.— Почему?— Потому что ты предлагаешь мне роль подсадной утки. Это подло.— Ты мне подруга или нет?— Ну подруга, — согласилась я.— А он тебе кто?— Никто.— Ну вот... Нинка взяла телефон и набрала номер. И тут же сунула мне трубку. И устремила на меня страждущий взор. Ждала и волновалась.

Нинка — абсолютно чеховская попрыгунья: обожала знаменитостей. Плюс к тому Нинка — золотоискатель. Ищет счастье — золотой слиток.

Мне ничего не оставалось, как взять трубку и поднести к своему уху. — Алло... — услышала я низкий голос. Голос был умный, глубокий, изумительный. Как будто он ждал звонка.— Позовите Колю, — сказала я первое, что пришло на ум.— Какого Колю? Здесь такого нет, — доброжелательно ответил Мамонов.— Но он дал мне этот телефон.— Обманул.— Ну вот. Я так и знала. Меня все обманывают.— Почему?— Не знаю. Обманывают, и все.— А вы чем занимаетесь вообще? — Археолог. Землю раскапываю. Культурные слои.— А как вас зовут?— Как всех — Маша.— А что вы сейчас делаете?— Коле звоню. А вы что делаете?— Я вообще-то писатель, Алексей Мамонов. Слышали?— Естественно.— У вас замечательный голос, Маша.— У вас тоже.— Приезжайте ко мне. Я в центре. В гостинице «Москва».— Зачем?— Просто так. Знаете, я вчера много грешил, и сегодня на меня опустилось возмездие. Мне очень тяжело.— А зачем вы грешили?— Я прячусь. Мне надо спрятаться от одиночества.— Одиночество — плата за талант, — сказала я.— Вы так считаете? — удивился Алексей.— Конечно. Невозможно быть избранным и благополучным.Я незаметно для себя выбилась из образа археолога. Хотя археологи бывают разные.Нинка, почуяв неладное, дернулась к трубке, но я остановила ее взглядом.— А вы смотрели мои пьесы?— Конечно.— И как?— Поводы для творчества разные. Бывает исповедь, бывает месть, покаяние, сведение счетов. А вы — жалуетесь.— На что?— На безлюбье. Вас гонит поиск сочувствия. И чем вам хуже, тем пронзительнее крик.— Приезжайте ко мне, я вас умоляю...— Я бы приехала, но я боюсь вас разочаровать. Я некрасивая.— Не может быть. Вы не можете быть некрасивая. Вы прекрасны. Приезжайте, прошу вас, или я к вам приеду. Скажите только куда?— Все это не имеет смысла, — сказала я.— Почему?— «Ты царь: живи один».— Я все равно тебя найду... Тут Нинка вырвала у меня трубку и взвыла. — А-а... Так вот ты какой!

Мне стало тошно и стыдно. Я выскочила из комнаты в ванную. Пустила воду. Я не хотела слушать, что Нинка говорит Алексею и что он ей отвечает. Мне было стыдно. И не только. У меня его отняли, как отнимают стакан воды у человека, мучимого жаждой. Мне хотелось говорить с ним дальше, и встретиться, и снова говорить, весь день и всю ночь, и утешать его, и отобрать у одиночества. И отпарить утюгом его костюм. Но... все пути отрезаны. Какие откровения могут быть с подсадной уткой. Прошел месяц. Я не переставала думать об Алексее. Зачем? Почему? В сущности, в нем не было ничего хорошего, кроме таланта. Бабник, пьяница. Использовал бедную Нинку и тут же начал кадрить меня, совершенно незнакомую, случайно позвонившую. Если бы я согласилась приехать, он, безусловно, стал бы ко мне приставать, и не исключено, что я попала бы в поток его случайных связей. Ужас. И тем не менее я продолжала о нем думать. Что-то меня тянуло. Может быть, я хотела объясниться. Сказать, что я не подсадная утка, а глубоко порядочная особь, тонко чувствующая оттенки его талантливой мятежной души. Что-то говорило мне, что Алексей — «парус одинокий в тумане моря голубом», и хотелось стоять на берегу и махать белым платком, чтобы парус не сбился с пути, не утонул. В один из дней я отправилась в Дом литераторов. Там была интересная культурная программа плюс дешевые и качественные обеды. Я вошла в ресторан и заказала цыпленка табака. Сидела и ждала, оглядывая зал. И вдруг увидела Его. Я узнала его по спине и по затылку. За его столом сидели писатели-деревенщики, плохо одетые и не очень хорошо мытые. Простые, много пьющие мужики, страдающие о судьбах русской деревни. Вся компания о чем-то напряженно спорила и довольно быстро напивалась. Это было понятно по их размашистым жестам. Алексей поворачивал голову, и тогда мне был виден его профиль — агрессивный, мальчишеский.

Мне хотелось говорить с ним дальше, и встретиться, и снова говорить, весь день и всю ночь, и утешать его, и отобрать его у одиночества.

Ко мне подошла Верка — жена литературного начальника. У нее в ушах, как чешские люстры, висели бриллиантовые серьги. Она подошла ко мне с единственной целью — показать свое богатство. Такие украшения отвлекают от лица. Я смотрела на то, как качаются Веркины подвески. Она что-то спросила для приличия, я ответила. Она мне мешала, поскольку загораживала Алексея, и я ждала, когда она отойдет. А Верка ждала, когда я прокомментирую ее серьги в ушах. — Ух ты... — произнесла я. Этого было достаточно, Верка отошла. За столом Алексея тем временем произошли большие перемены. Все четверо вскочили на ноги и дрались. Им было удобнее драться стоя. Трое деревенщиков стучали кулаками по Алексею, норовили попасть ему в лицо и попадали. А Алексей уворачивался и тоже посылал кулаки ловко в цель. Кто-то в зале кричал: «Милицию!», «Безобразие!» Я, не думая, подскочила к Алексею и крепко обхватила его двумя руками. Он вырывался. Я ему мешала. Он не видел меня, поскольку я стояла у него за спиной. — Успокойся, — сказала я ему в затылок. — Кулаками ничего не докажешь. Зло порождает зло. Тебя просто отметелят, и все. Он вдруг замер. — Я тебя узнал. Это ты, — проговорил Алексей, не оборачиваясь.— Да. Это я.— Я тебя ждал. Я прошу тебя: не исчезай. Мне спокойно, когда ты у меня за спиной.Алексей резко обернулся. Мы смотрели друг на друга глаза в глаза.— А ты красивая, — поразился он. — Ты это знаешь?— Еще бы, — ответила я.— А зачем ты мне наврала?— По сценарию...— Сценарий будет новый.

Не может быть. Вы не можете быть некрасивая. Вы прекрасны. Приезжайте, прошу вас, или я к вам приеду. Скажите только куда?

В зал вбежали два милиционера. Один был в возрасте, второй — молодой. Деревенщики быстро вернулись за стол, демонстрируя свою непричастность. Милиционеры ухватили Алексея за руки и повели из зала. — Не исчезай! — крикнул Алексей. Я стояла в растерянности, а потом помчалась следом. Достала номерок, гардеробщик долго разыскивал мое пальто. Пока я одевалась, пока выскакивала на улицу, Алексея уже затолкали в ментовскую машину, и я увидела, как она тронулась. Я остановила такси и поехала следом. Ехать пришлось недолго. Отделение милиции находилось за углом. Я стала рассчитываться. Удобных денег не было, шофер долго ковырялся, отыскивая сдачу. Я не стала ждать, выскочила из машины. Алексея нигде не было — его уже увели. В помещении ментовки тоже было пусто. За окошечком сидел белобрысый лейтенант. — А куда вы дели писателя? — спросила я.— Мы никого никуда не деваем. Что вы хотите?— Я свидетель. Алексей не виноват. Он очень талантливый. Таких людей надо беречь. Вы просто не знаете...— Знаем, и очень хорошо. Его за эту неделю третий раз приводят. И каждый раз он не виноват.— Он просто не терпит лжи и фальши, — сказала я. — Он протестует. Чистая натура.— А вы ему кто? Адвокат?— Я ему все. Кто у вас главный?— Степанов.— Пустите меня к Степанову.— Он на выезде. Ждите. Я села и стала ждать. На каком выезде Степанов? Может быть, он у своей любовницы. Сколько мне ждать?Сколько надо, столько и буду. Я села на жесткое деревянное кресло и погрузилась в ожидание, как в анабиоз. Мало того, что он пьяница и бабник, — он еще и дебошир. Как будто нет порядочных парней. Но порядочные, как правило, серые и безликие — это так скучно. Вокруг меня — стены, выкрашенные дешевой зеленой краской, ничтожная мебель. Убогая атмосфера казенщины. Хотелось отсюда вырваться, но я сидела. Ждала. Чего, спрашивается?