Полдень. На втором этаже Государственного театра наций девять актеров занимают свои места в гримерных креслах. Ровно через полтора часа их сменят следующие девять – всего на грим перед спектаклем «Сказки Пушкина» приходят двадцать шесть артистов. В кресло к Анне Никулиной, начальнику гримерного цеха, садится худрук театра Евгений Миронов. Главный дирижер оркестра кисточек, пудры, накладных ресниц и усов начинает закручивать волосы на голове народного артиста в маленькие улитки и закалывать их невидимками. «К накладным ресницам привыкаешь, но эти шпильки мог бы вытерпеть только Буратино!» – улыбается Евгений Витальевич. Его образ Рассказчика, а по сути самого Пушкина – один из самых сложных в спектакле. На то, чтобы из Миронова сделать карнавального Александра Сергеевича, уходит больше двух часов интенсивной работы. Звенящую тишину в гримерной разбавляет ария принца Калафа Nessun Dorma! («Пусть никто не спит!») из оперы «Турандот». Она доносится из динамиков. Анна на секунду прерывается, начинает вспоминать, как когда-то трудилась гримером в Центре Галины Вишневской, и нынешний грим ей чем-то напомнил оперный, где всегда немного чересчур.
По соседству с Мироновым гримируется молодая актриса Сэсэг Хапсасова. Настоящая Шамаханская царица. А еще выпускница ГИТИСа и обладательница премии «Хрустальная Турандот» (2010). «Мы два месяца тренировались, чтобы все линии на моем лице были ровными, а точки одинаковыми. И не зря, в этом гриме я на самом деле чувствую себя героиней волшебной сказки», – говорит красавица Сэсэг. Постепенно из гримерной по коридорам театра разбредаются Золотой петушок, Кот, Белка, царь Салтан. Через несколько часов на сцене начнется спектакль, который заставил говорить о себе всю Москву.
«Концепция, постановка, сценография, свет – Роберт Уилсон», – написано в программке спектакля. За право указать это имя на своих афишах борются лучшие театры мира, поэтому график семидесятичетырехлетнего режиссера расписан на несколько лет вперед. За четыре десятилетия театрального новаторства он успел наделать шума на всех главных сценах от Лос-Анджелеса до Берлина и перекроить на свой лад классику: «Мадам Баттерфляй», «Трехгрошовую оперу», «Одиссею», басни Лафонтена, а теперь и сказки Пушкина. За плечами Уилсона 140 театральных постановок, и он с прежней энергией продолжает погружать людей в свой причудливый мир ярких красок, четких линий, света и гипертрофированных эмоций. Локомотив авангардного театра под названием Роберт Уилсон несется на бешеной скорости. Все, кого он увлекает за собой, либо от ужаса выпрыгивают на полном ходу (с нью-йоркского спектакля Уилсона «Письмо королеве Виктории» удалилась вся публика), либо без оглядки уносятся в придуманную им реальность. «Я спрашиваю себя: чего я не должен делать? Что будет самым неправильным решением? И делаю именно это!» – говорит сам режиссер в документальном фильме «Абсолютный Уилсон» (2006), и эта цитата лучше всего объясняет его творчество.
Уилсон впервые попал в театр поздно, в двадцать. Все детство будущий режиссер сражался с аутизмом. Долго не мог нормально разговаривать и передвигаться, что сильно повлияло на его восприятие окружающего мира и, естественно, творчество. В его спектаклях вместо плавных движений – порывистые и четкие, вместо больших драматических текстов – короткие фразы. Роберт был страшно разочарован системой Станиславского и тем, что увидел на сцене. «В театре не может быть ничего естественного» – с этим бунтарским лозунгом режиссер заработал себе имя классика при жизни и вдоволь поэкспериментировал над сознанием своих зрителей – чего стоит его спектакль «Гора Ка и Сторожевая терраса» (Шираз, Иран), длившийся неделю, или опера «Взгляд глухого» (Авиньонский фестиваль), в которой артисты не произносят ни одного звука.
В марте 2015 года, спустя восемь лет напряженных переговоров, Евгений Миронов и Театр наций добились своего: контракт с главным провокатором сцены был подписан. Еще через несколько месяцев из Берлина в Москву вылетела Мануэла Халлиган, гример театра «Берлинер ансамбль». Ее Уилсон выбрал на роль главного художника по гриму «Сказок Пушкина». В багаже голубоглазой блондинки были скромные познания русского из начальной школы и 60 оригинальных эскизов к пяти произведениям: «Сказка о рыбаке и рыбке», «Сказка о Золотом петушке», «Сказка о медведихе», «Сказка о царе Салтане» и «Сказка о попе и о работнике его Балде». К этому моменту Мануэла уже поработала с именитыми режиссерами: создавала образы для мюзикла «Бал вампиров» в постановке Романа Поланского и We Will Rock You Бена Элтона в берлинском «Театр дес Вестенс», придумывала грим и прически для фильма «Волшебник страны грез» (2001) Филипа Савилла и «Аноним» (2011) Роланда Эммериха. C творчеством великого Уилсона Мануэла столкнулась задолго до своей поездки в Россию – она была частью команды, делавшей грим для его спектаклей «Питер Пэн», «Сонеты Шекспира» и «Леонс и Лена» в театре «Берлинер ансамбль». Классический грим по-уилсоновски (черный и белый цвета, высокие брови, большие глаза) был ей хорошо знаком. «Основная идея Уилсона – все эмоции героев должны быть понятными и четкими, как и каждое движение в спектакле, каждый звук, – объясняет Мануэла. – Лицо актера – белый фон, на котором у каждой линии макияжа есть четкая задача. Персонаж злой – брови смотрят вниз, персонаж милый – брови домиком. Полутонов в этом гриме быть не должно». Она придумала образ для каждого персонажа. Все шестьдесят эскизов Уилсон утверждал лично, одни сразу проходили фейс-контроль режиссера, другие он просил доработать – добавить более яркую помаду или выделить щеки. После двух месяцев ежедневной работы Мануэла заботливо передала в руки российских коллег все свои идеи и улетела домой, в Берлин.
** **На каждую репетицию на сцене, даже самую первую, режиссер просил актеров приходить в полном гриме и костюмах. «Нас, как подопытных обезьянок, дрессировали и приучали к дисциплине. Все, что происходит за кулисами или на сцене, должно отскакивать от зубов и пальцев, – комментирует из соседнего кресла Евгений Миронов. – Без грима я очень смущался бы тех сильных эмоциональных реакций, которые просил показывать режиссер. А в этом гриме только так и можно работать». Напоследок Евгению приклеивают парик, проверяют волосы на стойкость и отпускают. На гримерных столиках лежат средства профессиональной марки Kryolan (только им под силу выдержать двухчасовой сценический марафон под светом софитов) и тени марки M.A.C, «потому что они сильно пигментированы, яркие и очень стойкие». Когда собственное лицо актера становится похожим на чистый лист (для этого наносится белый тон, который сверху покрывают прозрачной пудрой), гримеры начинают рисовать новое: черным карандашом и подводкой (все – Kryolan) проводят высокие тонкие линии бровей, растушевывают под ними черные или синие тени, прорисовывают скулы, наклеивают ресницы, наносят красную или розовую помаду. Потом на сандарачный клей крепятся борода и усы.
Запах у этого клея довольно химический», – признается гример Мария Суровцева. Ватной палочкой она наносит этот самый клей на брови актера Михаила Попова, исполнителя роли Попа. Трюк помогает «убрать» брови с лица. Актеры не жалуются, но очевидно, что этот грим стал суровым испытанием для всей труппы. «В дни репетиций мы проводили в этом гриме по одиннадцать часов, иногда дольше», – вздыхает Шамаханская царица. «За двадцать лет в профессии я еще не была так счастлива, – улыбается гример Анна Никулина. – Мы не спали ночами, репетировали, пробовали грим на себе и коллегах. Это настоящее творчество!» Она складывает в большую косметичку все, что понадобится артистам за сценой во время спектакля: клей, пудру, тени, помаду, лак для волос, блеск для губ Carmex – и отправляется на первый этаж за кулисы. Трепетное отношение гримеров к спектаклю «Сказки Пушкина» легко понять. В современном театре режиссеры стараются обходиться без грима, актеры – а уж актрисы так точно – предпочитают свои собственные палетки Dior и пудры Chanel. Так что спектакль Уилсона – гримерский рай. Из костюмерной начинают выкатывать вешалки с платьями из черного бархата, хвост и уши Кота, голову Лисы и прочий реквизит. Все костюмы шили в Германии, подгоняли под актеров в России. «Белка очень активно прыгает у нас в спектакле, – говорит главный костюмер Евгения Степанова. – Как-то у нее хвост отвалился прямо на сцене, хорошо, что зрители решили, будто так задумано! Хвост тяжелый, сделан из сложных проволочных конструкций и искусственного меха. Пришлось заново придумывать, как его закрепить. Надеюсь, справились».
«Приготовиться к саундчеку», – раздается голос по трансляции, все спускаются на первый этаж. Режиссер Уилсон заставил актеров петь, но не обременял их полным текстом пушкинских сказок. Он взял главное – цитаты, которые записаны в подсознании каждого русского человека: «В третий раз закинул старик невод...», «Кабы я была царица...», «Жил-был поп, толоконный лоб...» В спектакле актеры, как заклинание, поют их по несколько раз. Музыка для Уилсона всегда была более гармоничным и сильным выразительным средством, чем слова. На афише спектакля название группы CocoRosie написано таким же крупным шрифтом, как и фамилия режиссера. Так Уилсон подчеркивает вклад, который внес в спектакль этот франко-американский дуэт. Для постановки CocoRosie написали порядка семидесяти песен, из которых режиссер отобрал примерно треть. За кулисами слышится джазовая мелодия, и низкий женский голос актрисы Сэсэг Хапсасовой сексуально, с придыханием затягивает: «Здесь русский дух, здесь Русью пахнет...» За час до начала действия за сценой находится примерно сорок человек: артисты, гримеры, костюмеры. Кокошники, корыто, хвост Белки. В некоторых костюмах угадывается влияние Врубеля, Кандинского, намеки на героев советских мультфильмов. Артистам поправляют грим, проверяют, надежно ли прикреплены парики, не отклеиваются ли микрофоны. «Спектакль сложный, здесь много деталей и акцентов. Если в оркестре вовремя не зазвенит колокольчик, все действие может рассыпаться как карточный домик», – объясняет Евгений Миронов. На голове у него яркий рыжий парик и черный цилиндр. Сказка начинается.
Фото: Антон Земляной