«Я бы не хотела, чтобы у меня появилась эмоциона­ль­ная броня»: Катерина Гордеева

Катерина Гордеева  о благотворительности воспитании детей и журналистике

С Катериной Гордеевой, как и со всеми героями ­последних месяцев, мы созваниваемся в Zoom. В отличие от многих она не жалуется на обстоятельства: за время самоизоляции успела дописать книгу (про нее пока не рассказывает), ­начала другую (эта будет ­посвящена российским женщинам XX и XXI века, от Ирины Антоновой до Надежды Толоконниковой), выпустила фильм к юбилею Бродского «Дети Иосифа», провела время с семьей.

Сегодня Катерина Гордеева — одна из самых ярких независи­мых журналисток в России, а начиналось все, когда ей бы­ло 13. Тогда она подрабатыва­ла санитаркой в родильном отделении больницы родного Ростова-на-Дону и, «насмотревшись на страх и ненависть советской медицины», написала заметку в местную газету. В стар­ших классах уже была ее постоянным автором, потом училась на журфаке ­сначала в Ростовском ­государственном университете, затем в МГУ, много лет работала на «старом НТВ», в том числе под руководством Николая Картозии. Последние восемь лет Гордеева в свободном плавании — пишет резонансные статьи, книги (самая известная, пожалуй, — «Время колоть лед» в соавторстве с Чулпан Хаматовой), снимает документальные фильмы, многие из которых выходят на YouTube-канале ее мужа Николая Солодникова #ещенепознер, с ним же ведет шоу «Орел и ­решка. Семья». Наконец, Гордеева — попечитель благотворитель­ных фондов «Подари жизнь» и «МойМио», а также член пра­вления детского­ ­хосписа «Дом с маяком». И да, чуть не забыли: Катерина­ воспитывает четверых детей.

Я много раз пыталась ­уйти из журналистики, но она меня так или иначе догоняет. Бывают важные темы, которыми я не хочу заниматься, — предлагаю их коллегам. Никто не берется, и дальше уже «сама, сама, сама». Например, когда я уходила с НТВ, была уверена, что больше не сниму ни одного фильма. Мой муж все время смеется, что я и сейчас, когда делаю фильм, всегда говорю, что этот – последний. А потом сами видите, как получается. Точно так же я думала, что навсегда завязала с лонгридами, — но случилась история с девочкой С., которая с рождения жила в клинике одна по воле своих родителей (статья о ребенке вышла на «Медузе» в декабре 2019-го. — Прим. ред.). Девочка меня снова в эти объятия толкнула, пришлось писать текст. У этой истории уже есть результат – она в приемной семье, у нее все хорошо. Если эту работу нужно делать ради того, чтобы хотя бы один конкретный ребенок получил возможность жить по-человечески, я буду ее делать.

Я принципиально не завожу YouTube-канал. Нет такого объема информации, который мне хотелось бы разделить со зрителями. К тому же мне интересно заниматься довольно большим количеством вещей, а не только видеоконтентом. Мне более-менее все равно, где я публикую свои заметки и фильмы. YouTube-канал — это постоянная работа, когда ты каждую неделю должен хоть тушкой, хоть чучелом, но что-то показывать. Не хочу втискивать себя в эти рамки, но какие-то проекты, видимо, буду делать

Как личность меня ­сформировала школа. У нас были молодые учителя 25–27 лет. Все они относились к нам с невероятным уважением, называли на «вы». Классная руководительница начинала урок со слов: «Здравствуйте, коллеги!» С 13 лет я работала в газете и помню, как наш учитель физики читал на конт­рольных мои публикации, чтобы их обсудить. И преподаватели меня уважали за то, что я работаю. Я настолько благодарна школе за возможность относиться к себе как к личности, что не могу передать это словами.

Моя жизнь вертится вокруг работы и детей. Потому что моя работа и семья — это я и есть. Нужно ли мне какое-то еще время «для себя»? Не уверена.

Не так давно я в очередной раз удалила фейсбук. Социальные­ сети вредны, особенно для творчества. Если утром открыл фейсбук — значит, днем ничего не напишешь. ­Кажется, ты просто листаешь ленту — но все эти истории, эти ­голоса звучат у тебя в голове­. И ­надо понимать, что на самом деле это не реальная жизнь, потому что люди пишут не так, как говорят. Люди, которые убивают друг друга словом, скорее всего, не начнут выцарапывать друг другу глаза при встрече. Все это гипер­эмоции, которые травмируют, занимают много эмоционального прост­ранства и времени. Лучше читать хорошие тексты, чем кучу хлама в фейсбуке.

До своих детей я хочу донести, что они ценны сами по себе и у них есть ­свобода в принятии решений независимо от ­чужого мнения, в том числе и моего. Так я вижу свою роль в их воспитании.

Для меня важно помогать людям, если есть такая возможность. После книги «Правила ведения боя» (посвящена борьбе с онкологическими заболеваниями. — Прим. ред.) мне стали очень много писать, просить о консультациях. Я считаю, что нужно говорить с людьми, ко­торым где-то в другом месте уже отказали в помощи. Это тоже способ понять, что не напрасно живешь.

Я бы не хотела, чтобы у меня появилась эмоциона­ль­ная броня. Понятно, что, работая с благотворительными фондами, на какие-то вещи начинаешь реагировать менее остро, но смерть человека, его горе, потеря должны восприниматься ­болезненно. Я не хочу, чтобы мне было все равно. Мне важно чувствовать себя живой, понимать, что рядом живые люди, и ощущать хрупкость жизни. Если ребенок погиб, несмотря на то что мы ему помогали, я не считаю это проигрышем. Проиг­рыш — это если мы ничего не сделали. Не успели собрать деньги — и поэтому он умер. Вот это трагедия. Но если мы все сделали, а он все равно умер, остается чувство, что ты пытался, но что-то не сработало. Это трагедия, но не проигрыш.

Благотворительность — это примета гражданского общества. Мы должны требовать больше от государства, но оно не поможет всем. Требовать — и решать проблемы самим — вот это самый продуктивный путь, на мой взгляд.

Благотворительность должна быть такой, какой человек себе ее мыслит. Если хочет делать это тихо, то пусть делает тихо. Хочет громко? Пусть делает громко. Стесняться того, что ты кому-то что-то жертвуешь, немного старомодно. Просто раньше благотворительность была связана с обвинениями в том, что если жертвуешь, то, вероятно, украл. Хотя, конечно, это не так. Мы сталкивались с этой проблемой совсем недавно. Публичные люди произносили монологи врачей, чтобы собрать деньги на средства защиты для медиков. Многие люди писали в комментариях: «А что же вы сами не переведете деньги?» Нужно понимать, что люди, которые ­выступают с призывом о пожертвовании, скорее всего, уже перевели деньги. Но никаких личных денег даже очень богатого человека не хватит на то, чтобы решить все проблемы. Это нужно делать всем вместе.

Instagram content

This content can also be viewed on the site it originates from.

Мы с Колей очень разные люди, но нас объединяет любовь. По-моему, этого достаточно. Мы любим разную музыку, фильмы и книги. Хотя, конечно, у нас общие взгляды на какие-то системные вещи: что такое хорошо и что такое плохо, что такое честность, а что такое подлость. Я не могу представить себе, чтобы мой муж поступил как-то так, чтобы мне было за него стыдно. Надеюсь, что у него есть такая же уверенность в отношении меня.

Фото: Ольга Павлова