«История одного перелома»: ведущая телеканала «Дождь» Евгения Воскобойникова написала книгу о жизни после аварии

В конце ноября в издательстве Individuum выходит книга «На моем месте. История одного перелома» — рассказ бывшей модели (и героини нашего материала «В движении») Евгении Воскобойниковой, которая в 21 год попала в аварию и оказалась в инвалидной коляске. Сегодня Женя работает ведущей на телеканале «Дождь» и растит трехлетнюю дочь Марусю. Ее историю записала журналистка Анастасия Чуковская. Мы публикуем главу из книги «Сейчас я проснусь».
«История одного перелома» ведущая телеканала «Дождь» Евгения Воскобойникова написала книгу о жизни после аварии
«История одного перелома»: ведущая телеканала «Дождь» Евгения Воскобойникова написала книгу о жизни после аварии
ГалереяCлайдов: 8
Смотреть галерею

После операции по удалению осколков позвоночника у меня была огромная кровопотеря. Требовалось срочное переливание. Родные подняли весь город на уши, мои однокурсники сдавали кровь. Когда меня перевели в реанимацию, из Лондона прилетел Ильдар. Я не понимала, что он здесь делает. Да еще и со своей мамой. Я умираю? Между мной и моими посетителями как будто была прозрачная стена. У меня все чувства притупились, я была как оглушенная. Вот тогда появилось это странное чувство, как будто душа отлетела от тела и я за всем наблюдала уже откуда-то со стороны.  За полгода в больнице я ни разу не была одета. Я лежала голая под простыней, а катетер выводил мочу в приспособленную под это пластиковую бутылку, прикрепленную к кровати. Это все видели, и Ильдар, и его мама, и другие посетители, но я ничего об этом не знала. Просто не задумывалась. Вот лежу я в своей палате, вся такая модель моделью. А вместо лица сплошной отек, как у последней пьяницы.  Ильдар помогал моим родителям. Если бы не его поддержка, в том числе и финансовая, не знаю, как бы мы прошли через это. Наша медицина только на словах бесплатная, в такой сложной ситуации деньги решают все. Ильдар искал врачей по всему миру, посылал мои медицинские документы в институты и больницы Израиля, Германии, Англии, но никакой ошибки в диагнозе не было. Нужна операция, нужны титановые пластины. Раз в час меня переворачивали то со спины на живот, то с живота на спину. Приходили врачи и медбратья и переворачивали меня так, чтобы не было никакого скручивания, никакого смещения. Через неделю в реанимации меня навестил и мой бывший молодой человек, Степан. По нему было видно, что он даже рад, что мы расстались, теперь ему не надо было сидеть у моей кровати, держать меня за руку и как-то ухаживать. Степа пришел не один, а с нотариусом. У него была своя компания, которая помогала переводить сельскохозяйственные земли в земли для строительства. Я не вникала в то, чем он занимается, но однажды он попросил меня помочь. Его юрист должен был зарегистрировать на меня какую-то фирму. Иногда я должна была подписывать его бумаги как генеральный директор. Мне было двадцать лет, меня попросил об одолжении мой молодой человек, как я могла ему отказать? Я ни очем не думала. Прямо в реанимации при нотариусе мы переписали все документы на него. Я еле держала ручку. Степан следил за каждой буквой, которую я выводила. Значит, я точно умру, раз он так спешит. А чего я ждала: апельсинов, участия? Врачи рекомендовали немедленно поднять уровень гемоглобина. «Женю надо кормить красным мясом, пусть пьет гранатовый сок литрами, но еще лучше — пусть ест красную икру». Родители накупили икры в таком количестве, что можно было накормить все наше отделение. В меня буквально запихивали эту икру, и я до сих пор, спустя десять лет, не могу ее видеть. Приходили девочки-модели, приносили фрукты, передавали деньги. Диме уже сообщили о том, что со мной произошло, он тоже помогал через московское модельное агентство. Подруги подменяли моих родителей — всякий, кто попадал в такую ситуацию, знает, что это огромная помощь. Можно хоть ненадолго уйти по своим делам. Ведь когда приходит беда, жизнь родных и близких как будто останавливается.  Настины родители тоже посвятили себя дочери. Страшно описывать, что с ней было. С показа Настя вышла с красивой прической, которая удерживалась шпильками. У нее также были наращенные локоны, которые крепились к волосам металлическими клипсами, и во время сильного удара все эти железки просто вошли ей под кожу. Врачи боялись к ним прикасаться, и в результате Настина мама все вытащила из ее головы сама. Насте сделали операцию, двадцать дней она пролежала в коме. Врачи не давали оптимистичных прогнозов, считали, что если Настя проснется, то ей будет снова восемь лет. Сознание останется на уровне ребенка. Они так и говорили: «Она будет либо овощ, либо дурочка». Настя не могла есть, не могла разговаривать — ей поставили трахеостомы и гастростомы. Ее кормили через трубочку. Каждый день Настины родители, входя впалату, говорили: «Дочка, я твоя мама. Вот твой папа. Ты наша девочка». Вечером Настя снова их забывала. Шесть контузий, проломленный череп, потеря памяти, перелом восьми ребер, ожог легких — Настя не могла дышать самостоятельно. В больнице Настины родители оставили столько денег, что хватило бы на новую машину. Пришла весна. Я не умерла. Меня часто навещали. И все-таки я срывалась. Меня выводило из себя то, что предстоит еще несколько месяцев ждать следующую операцию, что я завишу от того, когда пришлют пресловутые титановые пластины из Америки (тогда, в 2006-м, они стоили 200 тысяч рублей), когда ответят из больницы в Москве, — все надо было самим организовывать. Мне иногда казалось, что это просто страшный сон, я сейчас проснусь, и все будет по-прежнему. Мне надо просто подождать. А потом еще подождать. И еще.  В начале лета из Америки приехала моя новая запчасть, и меня на «скорой» повезли в Москву. Папа и Влад взяли отпуск, чтобы поехать со мной и с мамой. Я теперь была не «Леди Совершенство», я — «травматическая болезнь спинного мозга вследствие переломовывиха четвертого и пятого грудных позвонков». В новой больнице меня накрыло отчаяние. В Воронеже я была практически как дома, когда освободилось место, меня перевели в отдельную палату. Мне старались создать домашнюю атмосферу. А здесь я в шестиместной палате, со мной еще пять человек с тяжелыми переломами, а с ними их родственники. В палате постоянно находилось 12 человек. Мама сказала: «Ничего страшного! Где наша не пропадала». Папа пошел покупать раскладушку, чтобы мама могла быть со мной постоянно. Рядом со мной стонала девушка — у нее были страшные пролежни. Она попала в аварию, ее привезли в подмосковную больницу, сделали операцию. Жизнь-то ей спасли, но медсестры не стали за ней по-настоящему ухаживать, не стали переворачивать, как это положено. За такие копейки еще и работать? Через сутки девушка начала гнить заживо. Я впервые в жизни задумалась, как это возможно, что в реанимации нет специального матраса с компрессорным насосом, который надувается и сдувается, чтобы у пациента не было постоянного соприкосновения с твердой поверхностью? Это давно придумано, ничего нового. Медсестры сказали моим родителям, что мне нужен именно такой матрас, они сразу побежали и купили. А что происходит с теми, кто, как та девушка, некоторое время были одни? Или с теми, у кого нет родственников? А с теми, у кого нет в кармане от пяти до двадцати пяти тысяч рублей, чтобы так взять и выложить разом? В новой больнице врачам не понравились мои анализы, они никак не назначали операцию. Так мы узнали, что при переливании крови в Воронеже меня заразили гепатитом С. Меня отправили в Боткинскую лежать под капельницами. Несколько недель я провела там. Мы с мамой развлекались DVD-проигрывателем: смотрели сериалы и фильмы, которые советовали друзья. Вокруг были желтые люди, я не знала, что меня ждет, а тут на маленьком экране меня подбадривала героическая Фрида. Фриде было 18 лет, на два года меньше, чем мне на тот момент, когда она попала ваварию: автобус, в котором она ехала, столкнулся с трамваем. У Фриды были тяжелые переломы, ее проткнул металлический прут, она год провела в кровати. Множество операций, все тело в гипсе. Она попросила холст и краски, чтобы лежа писать картины. Да, мне есть к чему стремиться. А тут еще и герой Олега Меньшикова в «Докторе Живаго» произносит на всю палату: «Мы уже были мертвы. И воскресли. Все до единого. Были мертвы до своего рождения и воскресли с появлением на свет. О как! Но ведь нам не было больно или страшно до нашего рождения? Нет? Значит, или смерти нет, или она совсем не страшна». Господи, только бы меня пронесло!  Через месяц операция наконец состоялась. Еще через неделю сняли швы. После полугода в лежачем состоянии требовалось сначала восстановить кровообращение. Кружилась голова, поэтому мне разрешили сидеть только по три минуты в день. Ноги заматывали эластичными бинтами, чтобы предотвратить сильный прилив крови в нижние конечности.  Я была совсем тощей, в больницах я похудела килограммов на десять. Вдобавок ко всем диагнозам мне поставили дистрофию. У меня высохли мышцы.  Мне в палату прикатили коляску. Неужели я должна в нее сесть? Но я почувствовала облегчение, когда первый раз оказалась в ней, — наконец сменились декорации, я теперь видела не только потолок и жуткие лампы. Я могла осмотреться.  — Ну что, Жень, может, сходим куда-нибудь прогуляться? Тут недалеко Ваганьковское кладбище.  — Да, мам, отличный вариант. Я полгода света белого не видела и вот начну с кладбища. Давай как-нибудь в другой раз?  — Ты зря! Я уже там была, мне понравилось. Красиво, спокойно.  Мы отправились на первую прогулку на коляске. Я вспомнила, что в соседнем подъезде в нашем доме в Воронеже жила девочка с ДЦП. Она была на коляске. Иногда ее вывозили во двор. Я никогда не задумывалась, кто она. А вдруг ей хочется чего-то большего? Не во двор, а в магазин, например. Или в парк. А, может, в театр, в школу, в бассейн... Меня это не касалось. Мы росли рядом, а я вообще о ней не думала. Какая мне разница? И вот я сама теперь в коляске, будем надеяться, что ненадолго. Оказывается, это может случиться с каждым.  Мама с большим усилием толкает меня по улице 1905 года. Каждые десять метров — препятствие. Высокий бордюр, переход с лестницей без пандуса, дыра, яма. Одно неловкое движение — и я могу вылететь лицом на асфальт. Многие проходят через это, когда учатся управлять коляской, я не исключение. Там, во время первой прогулки, я начала понимать, что все гораздо сложнее, чем я могла себе представить. Я наконец-то попала домой. Я так ждала этого, так мечтала о своей комнате, мечтала оказаться с родителями, вернуться в свой мир, хотя бы так. И это оказалось кошмаром наяву. В подъезде ступеньки. Я с трудом помещаюсь в наших узких проемах, а в ванной и в туалете — пороги. Мне уже 21 год, а я не могу самостоятельно почистить зубы. Да что там — я даже не могу понять, хочу я в туалет или нет, я ничего не чувствую и вынуждена пользоваться подгузниками! Поначалу я часто падала с коляски — вылетала вперед, переворачивалась, заваливалась на бок. Как-то раз я осталась одна дома и решила привести себя в порядок. Некому было мне помочь и перенести в ванну, так что я решила помыть голову в раковине. Я забыла поставить коляску на тормоз, наклонилась, она из-под меня выскользнула. Я ударилась подбородком о раковину, спасибо, зубы остались целы. Ильдар звонил, узнавал, как я себя чувствую. Теперь мы говорили только о моем здоровье. Мы оба понимали, что сейчас не до романтики. Но и эти разговоры становились все реже и короче. Уже в больнице наши встречи были испытанием для меня. Еще недавно он смотрел на меня с восхищением, а теперь с нескрываемой жалостью.  Прощального разговора с Ильдаром не состоялось. Все и так было ясно. Я чувствовала, что я — обуза. Мне казалось, что от меня отвернулся весь мир, и неважно, что это на самом деле было не так. Я никому не нужна. О каких мужчинах может идти речь, о какой любви? Да и у меня самой нет никаких сил думать об этом. Разве может быть какая-то жизнь, пока я на коляске? Не смешите меня. Моя самооценка рухнула. Мне казалось, что жизнь меня сбросила с какого-то пьедестала, на который я больше никогда не взойду. Теперь я ущербная. Меня никто не полюбит. Я начала вить защитный кокон. Следующие три года я провела в нем.

«История одного перелома»: ведущая телеканала «Дождь» Евгения Воскобойникова написала книгу о жизни после аварии
ГалереяCлайдов: 3
Смотреть галерею

Презентация книги состоится 30 ноября в 17:00 в рамках Международной ярмарки интеллектуальной литературы Non/fiction в Центральном доме художника (Москва, Крымский вал, 10/14, зона для семинаров 2). С декабря книгу можно будет купить во всех главных книжных магазинах страны.