Все краски Сати

Специально для Allure телеведущая Сати Спивакова рассказала о своем детстве, любви к черному цвету и о том, как менялся ее стиль и представления о красоте.
Сати Спивакова фото телеведущей и интервью о детстве представлении о красоте и стиле | Allure

В 2010 году Сати приняла участие в фотопроекте Влада Локтева «Без макияжа».

В детстве я не любила свое отражение в зеркале. Вернее, зеркало показывало не то, что я от него ожидала. Я знала это и злилась ужасно. Я даже его боялась. Некоторые из моих отражений в зеркалах детства стоят перед глазами до сих пор.

Мама – мой первый образ женщины-красавицы. Она изобретала фасоны платьев, которые мастерски шила порт­ниха со сказочным именем Алиса. Лет до 36 мама не пользовалась косметикой, только лосьоном «Утро» и пудрой «Лебяжий пух». Правда, после редких поездок в Москву в ящике ее туалетного стола появлялись тюбики крема со странным названием «Спермацетовый».Мама – белокожая, породистая, всегда подтянутая и сдержанная, c очень красивой, статной походкой. Я была другая – смуглая, с жирной кожей (о, сколько раз я поблагодарю папины гены за эту смуглую кожу, которую никогда не стягивала сухость), сутулая и неуклюжая. Мама недавно созналась, что, когда мне было лет 12, она, сокрушаясь, делилась с папой: «Почему Сатенька такая некрасивая?»Наверное, девять из десяти женщин в СССР душились «Красной Москвой». Мама была именно той десятой, которая этого не делала. На трюмо с трехстворчатым зеркалом у нее всегда стояли духи «Каменный цветок». Мои пальцы до сих пор помнят, какими они были на ощупь. Коробочка из шелковистой бумаги, раскрашенной под малахит, два золотых шнурка с бусинами на концах. Развязываешь – внутри коробочка золотая, и из этого золотого сияния ноздри вдыхают мамин аромат.


С этого снимка началась дружба Сати с фотографом Владом Локтевым. Портрет был сделан в 1997 году.

Еще с нами жила папина мама – моя бабуля Тата. Она была кокетлива: в шкафу держала флакон «Красной Москвы», носила сережки с кораллами и бархатные шляпки, одна из них была с брошечкой в виде листика из перламутра. Эта брошечка с сережками по сей день хранятся у меня в шкатулке.У бабушки Таты были невероятные волосы. Длинные, вьющиеся и густые. Она остригла их один раз в жизни. В молодости, во время эпидемии тифа, когда потеряла шестилетнего сына. Почему-то всю жизнь она связывала потерю сына и коротко остриженные волосы и больше никогда не стриглась. В последние годы ее жизни это было грозовое облако вокруг круглого добродушного лица. Огромный пучок волнистых, вьющихся, серо-белых волос, тяжело падающий на затылок, – и гора ржавых шпилек в стеклянной вазе на тумбочке у кровати. Затылок всегда был влажным от массы волос, даже металл не выдерживал.Унаследовав от бабушки копну вьющихся волос, проведя над ними энное количество опытов, я давно перестала радикально стричься. До сих пор ясно вижу Тату, споласкивающую мою непослушную гриву водой, разведенной с яблочным уксусом, чувствую кислый вкус на губах и пощипывание в ноздрях и слышу ее голос: «Волосы – это богатство!»Мои фотографии последних 20 лет на первый взгляд не очень разнообразны: в большинстве случаев в черном. Как-то я услышала пренебрежительное: «У вас, у армян, так принято». Cразу развею этот миф. Взгляните на пейзажи Мартироса Сарьяна или прогуляйтесь по нашему базару. Армения – страна очень сочных красок, особенно много охры, золота, янтаря, горького шоколада. У людей здесь врожденное чувство цвета. Черный пришел ко мне уже во взрослой жизни, во Франции, от внутреннего желания не выделяться в толпе. Пришел вместе c Ивом Сен-Лораном – и остался. Я отчетливо помню тот день в июле 1989 года, несколько часов, проведенных в его ателье, когда он, нервно ломая пальцы и осторожно переступая через своего любимого бульдога по кличке Мужик, ходил кругами вокруг девушки манекенщицы, закалывая, раскалывая и снова закалывая сапфировый шантунг, словно пуская шелковую волну вдоль темнокожего тела. Это была первая сильная модная вакцина. Я не знала тогда, сколько их будет в жизни.На память о том дне у меня остался флакон духов Rive Gauche, шелковый шарф и роскошные клипсы. Эти трогательные подарки были лично преподнесены великим Ивом. Тогда, в конце 80-х, наблюдая за парижанками, я впервые осознала, как черный цвет рисует силуэт, обрамляет лицо, придает образу графичность. В моем, еще юном сознании отпечаталась фраза Мастера: «Элегантная женщина – это та, которая идет в черной юбке, черном свитере под руку с любимым мужчиной». Мало кто знает, что у этой фразы было продолжение: «Ко всему этому не мешает добавить аксессуаров».


Этот кадр сделан в 2001 году в студии Первого канала, когда телевизионная карьера Сати только начиналась.

В 2000-х счастливый случай подарил мне дружбу, близкую на сей раз, с другим гением – Аззедином Алайей. Сьюзи Менкес писала о нем: «У всех великих кутюрье есть свой мир, но у Алайи – своя вселенная». Почувствовав себя частью этой вселенной, невозможно не стать, в хорошем смысле слова, сектантом. И комплекс черного исчезает: сам мастер хоть и умеет работать с зеленым, белым, красным, признает только черный.Общаясь со священными монстрами моды, такими как Карл Лагерфельд, Джон Гальяно, Марк Джейкобс, Аззедин Алайя, я давно поняла, что в стиле главное – быть в гармонии с собой, а не обозначать себя для окружающих. Любая ошибка – как фальшиво сыгранная мелодия. Если вам некомфортно в одежде, значит она не ваша, даже если это самый модный тренд сезона.Ощущение женственности пришло ко мне в годы студенчества. 1980-й, Москва, я студентка ГИТИСа, будущая актриса. Перед Олимпиадой в Москву завезли два аромата от «Диор», мне нравилась коробка «Диориссимо», и я угрохала на духи почти всю стипендию. А в другой раз, отстояв длинную очередь на Тверской, стала счастливой обладательницей крема для лица Lancôme. Cтипендия была 40 рублей, крем стоил 30. Зачем я это сделала? Не спрашивайте! Мне не нужен был крем, лицо не жаждало ничего, кроме маски из свежих огурцов, но бело-серая бутылочка очень украшала полочку в ванной комнате. Тело я усердно увлажняла эмульсией «Вималан» латвийского производства. Незаменимая была эмульсия.Уход за кожей стал для меня ритуалом позже, после рождения первой дочери. Муж привез мне тогда из-за границы целую батарею средств Clinique. А главный урок по уходу за лицом мне дала женщина-богиня, великая Майя Плисецкая. Как-то гуляяс ней по Парижу, мы забрели в лавочку с хорошей косметикой, накупили кучу баночек, тюбиков, флакончиков. Я задала ей вопрос: «Майя Михайловна, вы верите, что все это работает?» Она ответила: «Знаешь, лицо – как газон, бывает старый и неухоженный, а бывает старый, но ухоженный. Какой из них приятней для взора?»К счастью, в моей жизни в последние годы появились сразу две феи: в Париже – Жоэль Сьокко, в Москве – София Бигвава, предложившая мне стать лицом Bellefontaine в России. Уход за кожей я доверяю только им.


В конце 1990-х Сати снялась в рекламе модного Дома Ирины Танцуриной.

Радикальных экспериментов у меня в жизни было только два.Первый – в 16 лет. Родители тогда были в длительной командировке, а я жила в Ереване с бабушкой. Вечерами мы с подругой часто ходили в филармонию на концерты. Из куколок уже просовывали свои крылышки бабочки. И вот, накопив денег, мы с подругой купили первые взрослые туфли. Я – орехово-коричневые на толстом широком каблуке, она – бордовые с переливом в черный на танкетке. К роскошным туфлям местного производства (Армения всегда славилась своими сапожниками) были приобретены настоящие капроновые чулки. Повертевшись перед зеркалом, мы одновременно застыли в ужасе: под капроном на наших стройных ножках отчетливо был виден сплющенный орнамент темных волос. Это была катастрофа. Так я впервые побрила ноги. Гладко. Ровненько. За компанию. И наплевать мне было на мамин запрет. Главное, что бабушка поприветствовала это начинание.Второй эксперимент случился со мной почти три года назад: не стану вдаваться в подробности, но у меня была фобия, и я сделала татуировку. Это была не дань моде, а осознанное желание, крепко обдуманное и связанное с моим внутренним состоянием. Tеперь не могу понять, как я без моей бабочки жила?  В 1983 году, еще учась в ГИТИСе, я познакомилась с Володей. Мне был 21 год, ему – 39. Именно он начал формировать то, что впоследствии стало моим стилем. Он фактически стал моим модным гуру. Его страстное желание баловать меня, одевать как куколку материализовалось в виде больших чемоданов, туго набитых всевозможными тряпочками. Любимым занятием супруга был процесс доставания из чемодана одной вещи за другой. Все это сопровождалось словами: отвернись, закрой глаза, повернись, открой глаза. Юбочка, туфельки, платье! И счастливый, озорной блеск в Володиных глазах. И обоюдная радость примерки. Как правило, вещи он покупал на глаз и всегда безошибочно угадывал размер. Как-то любимый привез мне три пары сапог.На мой вопрос: «Зачем столько?» – последовал ответ: «Лишняя пара сапог еще никому не помешала». Когда советские власти позволили русским артистам путешествовать с женами (а случилось это в эпоху Горбачева, в 1987 году) и я смогла сопровождать Спивакова на гастроли, он постепенно стал доверять мне покупать самой себе одежду. Стиль мой менялся, и это поначалу вызывало разочарование Володи. Сейчас, глядя на фотографии тех лет, я понимаю почему. Мне было 25, а муж, привыкший общаться с ровесницами, видел меня в образе сорокалетней дамы, носящей дорогую английскую классику: твидовые пиджаки с рисунком pied-de-poule, строгие костюмы, добротные кожаные сумки, массивные клипсы.


Это фото было сделано Владом Локтевым для обложки книги Сати Спиваковой «Не все», которая вышла в 2010 году.

Только Париж, опьяненный празднованием 200-летия взятия Бастилии, как будто раскупорил внутри меня бутылку веселящего шампанского. И тогда же случилась во мне революция стиля. Я стала носить джинсы, льняные штаны и рубашки, узкие черные платья trois trous, тоненькие шпильки, балетки, бриллианты с майками, пальто мехом внутрь. Ко мне пришло осознание того, что к своему стилю, к моде в целом нельзя относиться всерьез. Если ты, конечно, не тот, кого принято называть cловом freak, и каждое твое появление на публике в том или ином обличье – не есть главная цель в жизни.Муж привил мне несколько свя­щенных привычек. Первое: на женщине всегда должны быть идеальные чулки, без единой зацепки или, не дай бог, с дыркой! С тех пор я стараюсь всегда иметь при себе лишнюю пару новых колготок. Второе: женщина никогда не должна экономить на белье. Ни при каких обстоятельствах! Cитуации могут быть разные. Например, вас в шикарном платье сбивает велосипед. Или вы, не заметив, ступили на решетку уличной вентиляции, и ваша юбка задралась до ушей, как у Мэрилин Монро. В такой момент важно, что откроется взору случайных прохожих. Представили? Я, кстати, пару раз попадала в такую ситуацию – в Париже и в Барселоне. Третье: у женщины всегда должны быть в идеальном состоянии волосы и ногти. Если честно, я и до встречи с мужем шарахалась от теток с траурной каймой под ногтями, с облупленным лаком и обкусанными заусенцами. И наконец, последнее: даже дома, наедине с мужем, нельзя ходить в расхристанном халате и сношенных тапках.Сегодня мы с Володей поменялись местами. Tеперь уже он полностью доверяет мне свой внешний вид (кстати, я упустила тот факт, что муж у меня – дальтоник). Правда, иногда где-нибудь в поездке, в ностальгическом порыве, он, как раньше, покупает мне шарф, сумочку или флакон духов.   Оглядываясь назад и перебирая свои старые фотографии, я с удивлением узнаю себя заново. И понимаю, что никогда не стремилась кому-то подражать, кого-то имитировать всерьез. Пожалуй, один лишь раз, совсем недавно, я встретила женщину, клоном которой очень захотелось стать добровольно – видимо, души зазвучали в унисон.С годами я научилась чаще находить общий язык с зеркалом, а иногда даже прислушиваться к его советам. Потому что теперь точно знаю, что главное зеркало у каждой из нас внутри.

Все краски Сати
ГалереяCлайдов: 11
Смотреть галерею

Фото: влад локтев